В целом часто первой реакцией ветеранов Восточного фронта на Западный был шок от невозможности воевать так, как они умеют. Показательным примером готовности эсэсовцев вести на Западе войну по опыту Восточного фронта является намерение командиров и солдат дивизии СС «Дас Райх» по прибытии на фронт в Нормандии принять участие в немедленной контратаке против союзного плацдарма и сбросить американцев в море. Сколько раз они вступали в бой прямо с марша на Востоке! К их удивлению, им было приказано просто заткнуть брешь в трещащей немецкой линии обороны, рядом с остатками Образцовой танковой дивизии. Уже поварившийся в соку нормандской кампании командир последней, генерал-лейтенант Фриц Байерлейн, рассмеялся, когда эсэсовцы сообщили ему о своих надеждах принять участие в наступлении. «Это будет чудо, если мы удержимся там, где мы есть», — лаконично сказал он[73]
. В этом случае реальная боевая обстановка не позволяла броситься в вихрь танковых атак, дивизии пришлось зарываться в землю и удерживать позиции.Каждый новый день на фронте приносил «новые открытия»: по опыту войны в России штаб «Дас Райх» искал время и спокойный участок фронта для проведения тактической подготовки частей или хотя бы для того, чтобы дать им отдых. Но на этом фронте не было тихих секторов.
«Где люфтваффе?» — спрашивали солдаты «Дас Райх» тех, кто уже повоевал в Нормандии. В России немецкие летчики обеспечивали какой-никакой, но все же зонтик над немецким фронтом. Но не так-то было в Нормандии: «Нет больше люфтваффе», — получали они мрачный ответ. Тотальное превосходство союзников, постоянное нервное напряжение и стрессы от непрекращающихся бомбардировок и оглушительного грохота — «как от множества поездов», — когда огромные снаряды корабельной артиллерии рвались в их тылах, собственные тяжелые потери, все это вело к падению морального духа в войсках. Опытные эсэсовские офицеры столкнулись с открытым пораженчеством даже в собственных элитных частях — то, чего никогда (!) не было на Востоке. Шокирующим открытием было и появление в эсэсовской дивизии дезертирства, главным образом среди эльзасских новобранцев. Вряд ли бы они позволили себе такое на Восточном фронте. Почтовая служба почти не функционировала, солдаты неделями не получали писем из дома, что тоже было одним из следствий падения боевого духа войск.
Весьма характерно в этом плане высказывание Адольфа Гитлера от 31 июля 1944 г. на совещании с генерал-полковником Альфредом Йодлем, когда дела в Нормандии уже принимали для немцев не самый лучший оборот: «…ведение военных действий во Франции — а это, по-моему, следует учитывать прежде всего — в форме так называемых полевых сражений при существующих условиях вообще полностью исключается. Такой возможности у нас нет. Мы можем маневрировать лишь частью наших соединений, но и то только при определенных условиях. Другой частью мы маневрировать не можем. И не потому, что не имеем превосходства в воздухе, а потому, что сами соединения лишены маневренности: ни по своему вооружению, ни по своему оснащению они вообще не способны к ведению маневренной войны. Да они и не умеют ее вести, они этому не обучались»[74]
. Понятно, что эта реплика касается главным образом пехотных дивизий вермахта, сражавшихся с союзниками, но вместе с тем здесь же, «ссылкой на определенные условия», выносится и своеобразный приговор надеждам эсэсовцев вести ту войну, к которой они привыкли.Поразительно, но и в этих, казалось бы, безнадежных условиях солдаты СС и вермахта проявили себя с самой лучшей стороны, задержав прилив союзного наступления почти на два с половиной месяца. При этом само немецкое командование не особо-то и верило, что сможет удержать врага. Как сообщает историк П. Пэдфилд, когда 9 июля нового командующего Западным фронтом фельдмаршала Гюнтера фон Клюге спросили, как долго еще сможет продержаться фронт, он ответил: «Максимум две