Воистину

Приподними на легком ветре шляпу,
ведь непокрытой голове твоей
так рады облака, — но где блуждает
твоя душа, каким реченьям новым
твои уста сейчас отворены?
Дом полон трепетом травы змеиной,
затмения и всполохи ромашек
слепят глаза, и летние снежинки
дрожат на запрокинутом лице —
о смех, о плач, о торжество и гибель,
чего еще нам ждать —

скажи, любовь моя!

Павлин в торжественном восторге распускает хвост,
свой воротник топорщит кроткий голубь,
и расширяет воздух воркованье,
и селезень кричит, и диким медом
полны луга, и в аккуратном парке
покрыла грядки золотая пыль.
От страсти рдея, устремилась рыба
сквозь гроты на коралловое ложе.
В песках певучих пляшет скорпион.
Жук вожделенную за версты чует;
его бы чуткость мне, чтоб трепет крыльев
прозреть под панцирем ее — и курс
взять на далекий земляничный куст!

Скажи, любовь моя!

Заговорили воды,
и за руку волну берет волна,
и, лопнув, ягода с куста упала.
На свет улитка высунула рожки,
и камень нежностью смягчает камень!

Скажи, любовь моя, как мне понять:
ужель весь этот краткий страшный срок
мне суждено лишь с мыслями водиться,
не знать любви и не дарить любви?
Зачем нам мыслить? Разве нас не ждут?

Ты говоришь: но есть ведь ум другой,
есть дух, он верит в нас, он ждет ответа…
Молчи. Уж я ль не знаю: саламандра
пойдет в любой огонь.
Ее не гонит страх, и ей не больно.

HARLEM

Von allen Wolken lösen sich die Dauben,
der Regen wird durch jeden Schacht gesiebt,
der Regen springt von allen Feuerleitern
und klimpert auf dem Kasten voll Musik.

Die schwarze Stadt rollt ihre weißen Augen
und geht um jede Ecke aus der Welt.
Die Regenrhythmen unterwandert Schweigen.
Der Regenblues wird abgestellt.

ГАРЛЕМ {14} [33]

Из облаков посыпались заклепки,
дождь протечет в метро, в водопровод,
пропляшет на ступеньках ржавых лестниц,
на мусорных контейнерах споет.

И черный город с белыми глазами
исчезнет вовсе, за угол зайдя.
Дождливый ритм в молчание вползает
и выключает мокрый блюз дождя.

REDE UND NACHREDE