Напиток, которым его поили почти насильно, ударил в голову. На мгновение все показалось ему продолжительным сном. Он словно вернулся в таверну «Три Брата» на Двусезонье, где к нему приставали старухи проститутки. В его губы впились губы женщины, он почувствовал ее зубы на нижней губе, мокрые руки проникли под комбинезон, поползли по груди, потом по животу. Нетерпеливые пальцы охватили его затвердевшее естество. Вокруг слышались истерические крики. Женщина задрала юбку и плотоядно прижалась к нему. Она задыхалась, короткие стоны прерывали ее горячее прерывистое дыхание. Тиксу казалось, что все смотрели на них, но понял, что никому не было дела до них, что на площади уже образовалось множество пар, многие спрятались под навесы крылечек и занимались любовью стоя, прижавшись к стене, другие падали на мостовую или усаживались на скамейки… Дети вели себя так, словно все происходящее было естественным: они не обращали внимания на забавы взрослых и с громкими криками носились под струями дождя. Свободной рукой, не отпуская Тиксу, женщина поспешно расстегнула корсаж и юбку, дернула молнию на его комбинезоне и начала его стаскивать, обнажив плечи оранжанина. Она не обращала внимания на огромные капли, ударявшие по ее обнаженной коже. Тиксу втянул в себя усиленный дождем запах женщины, интимный и мускусный. Его охватило дикое яростное желание. Он схватил женщину за затылок и прильнул к ее рту с такой силой, что их зубы ударились. Ее грудь распласталась под его торсом, а ее пальцы продолжали сжимать его разбухшее древко. Комбинезон соскользнул вниз и сложился у сапог. Ветер и дождь ударили по обнаженной спине, ягодицам, бедрам, подхлестывая неистовое желание. Женщина опустилась на мостовую, раскинула ноги и приподнялась, приглашая его погрузиться в нее. Он встал на колени, глянул на алую рану, опушенную черным курчавым волосом… Из глаз его брызнули слезы, смешавшиеся с дождем. Он упал на нее и с отчаянной яростью ворвался в трепещущую жаркую плоть.
Океан Альбарских Фей неистовствовал. Валы катились на приступ причала, накрывая его языками пены. Черные тучи почти совсем расправились с дневным светом.
Протяжный звук гонга пронесся над Гугаттом. Квен Даэл приблизился к задумчивому Тиксу, который заканчивал одеваться. Женщина исчезла: она напоследок страстно поцеловала его и, подхватив одежды, удалилась обнаженной, свернув в ближайший переулок.
– Вижу, маг нашел свою фею! – пошутил Квен. – Время представления легенды. Пора идти в лес Праздник продолжится позже.
Толпы горожан тянулись по улицам к лесу, образовав длинный красочный кортеж. Все лица, даже самых маленьких детишек, прониклись серьезностью. Вскоре процессия достигла окраины леса и двинулась по неширокой тропе, уходившей под деревья. Тиксу вымок до мозга костей, когда наконец вступил в лес, где капли падали реже. Его губы, искусанные дикаркой-партнершей несколько минут назад, побаливали, а спина горела от нанесенных ею царапин. Он пытался не думать об Афикит – ему казалось, что он ее предал. Его несла человеческая река – почти километр он шел меж застывших губчатых папоротников. В лесу росли только сосны с искривленными ветвями и массивными кручеными стволами. Иногда он бросал вопросительные взгляды на Квена, но тот в ответ только улыбался, кривился или пожимал плечами.
Тропинка закончилась на просторной круглой поляне, в центре которой высилась высокая эстрада с желтым занавесом, закрывавшем сцену от всех взглядов. Селпидяне собирались вокруг нее плотными рядами, не обращая внимания на дождь и ветер. Два старца, стоявшие на краю эстрады, внимательно следили за толпой. Их белые бороды выделялись на иссиня-черном фоне длинных туник.
Когда все горожане собрались, один из старцев дважды прогудел в раковину, которую извлек из складок пояса. Тиксу наблюдал за лицами людей, стоявших вокруг: их глаза странно поблескивали, исполненные почитания к древней легенде. Даже Квен попал под всеобщее тысячелетнее очарование.
Два старца схватили каждый за свой край занавеса и раздвинули его, потом замерли по краям эстрады. На сцене были изображены реликвии магического царства, Селп Дика древних времен: фонтан выбрасывал тонкую струйку живой воды, рядом высились две хрустальные скалы, к которым были подвешены грозди крохотных белых шариков. Позже Квен сказал Тиксу, что хрусталь был живым и давал фрукты-афродизиаки с удивительными питательными свойствами. Майкены – жрецы магии – тщательно ухаживали за хрусталем, чтобы во время ежегодных представлений он обеспечивал связь между прошлым и будущим, между гибелью и возрождением волшебного королевства.
По обе стороны фонтана сидели две девушки, игравшие роли Огонька и Искорки, двух дочерей феи Лучистой и мага Гудевура, тех самых, что навлекли несчастье на свой народ. На них были легкие шелковые покрывала, совсем не скрывающие тел и ставшие прозрачными от дождя. Чуть дальше, к столбику, вбитому в пол сцены, была привязана розовая коза, мирно поедающая траву, положенную перед ее черной блестящей мордой.