Воители безмолвия

Иногда, когда ни единый звук – крики чаек, свист ветра в скалах, рев злымонов – не возвращал его в повседневность, ему доводилось проводить целый день на скале лицом к океану Фей и исследовать густой, цветущий и удивительный лес собственного сознания, куда вели темные тропинки от залитого светом нефа. Ему случалось открывать глаза, когда он ощущал внезапное присутствие. И тогда замечал беглую тень Афикит, которая высилась над ним. Если ее присутствие обнаруживалось, она поспешно удалялась в свой грот.

Тиксу постепенно приобрел уверенность, что переживает сложное преображение и что чувственное притяжение среды, шум жизни, отрывает его от собственных глубоких корней. Во время погружения в тайны своего существа к нему возвращались крохи памяти, фрагменты нити-проводника, последовательности самых разных его воплощений. Он улавливал звенья вечной связи, которые оборвались в момент, когда он впервые осознал собственные телесные и интеллектуальные границы. В эти мгновения, когда он зависал во времени и пространстве, он обретал единение со всеми частицами вселенной. Он одновременно был всем и ничем, центром и периферией, актером и зрителем. Его ощущения, его мысли, его суждения – все, что составляло его нынешнюю личность, а вернее, полное отсутствие личности, менялось, расширялось. Имел ли он теперь право осуждать действия палачей, зная, что сам в тот или иной день был палачом и что частички жестокости жили и в глубинах его духа? Не была ли ненависть к мучителям двойственным отражением его собственных реакций? И, невольно восстав против скаитов Гипонероса, убийц-притивов и сиракузян, не вступил ли он на путь борьбы с демонами, прячущимися в глубинах его души? И когда бросился на помощь Афикит, разве он не бросился на помощь самому себе? Быть может, он любил эту женщину, поскольку считал себя уродом и желал созерцать свое отражение в зеркале ее красоты?

Он понимал, что, позволяя себе вмешиваться в ход событий, полный взаимоисключающих импульсов и крайних поступков, он только укреплял свою принадлежность к миру миражей. Его особенность, его отличие крылось не в поиске ощущений и чувств, а в обращении к интуиции, к безмолвному слушанию судьбы, которая пока не давалась его пониманию. Постепенное повторное открытие своей вневременной памяти бросало какой-то свет на его истинную натуру, но этот свет был еще пока очень слабым и ненадежным, чтобы позволить глобальное видение. Он стал как бы главной пешкой на вселенской шахматной доске, но ему надо было время, чтобы слиться с ролью, которую ему предназначала судьба.

Когда он заканчивал долгие внутренние путешествия, то отправлялся купаться в океан вместе с млекопитающими, которые бережно кружили вокруг, чтобы не увлечь в водовороты, создаваемые их плавниками. Ледяная вода бодрила тело, и он вспоминал о реке Загривка Маркизы, в которую его со смехом бросил Станислас Нолустрит. Время от времени из-под него выныривали молодые злымоны и поднимали на своих черных спинах. Они уносили его в океан под неусыпным надзором «Качо Марума». Потом, сочтя, что шутка удалась, они подвозили его к пляжу с криками, похожими на шутливое предупреждение.

Квен Даэл не подавал признаков жизни, и его долгое отсутствие беспокоило Тиксу. Афикит чувствовала себя все лучше, если судить по ее долгим прогулкам по острову. Он различал ее тонкую фигурку в тумане между скалами. После разговора в фоте он держался в стороне от девушки. Но продолжал каждое утро ставить сосуд с водорослями у входа в грот и удалялся, ничего не требуя. Время растягивалось в бесконечность. Ему казалось, что он живет на этом острове уже несколько веков.

В то утро, когда антра доставила его на перекресток безмолвия, он выбрал тропу, по которой еще ни разу не ходил. И вдруг оказался в агентстве на Двусезонье, в зале дерематов. Он стоял перед черной округлой машиной, возвышавшейся в центре помещения. Без колебаний он проник в черную инертную сферу и вначале растворился в грубых слоях материалов. Потом достиг сердца материи, вакуума, безграничного поля, где рождались атомы, молекулы, светила микромира, чей бесконечный танец обеспечивал существование светил бесконечного макромира. Включились двигатели, а фильтр клеток вспыхнул миллиардами синих и белых искорок. Невероятный разряд энергии пронзил его с ног до головы и заставил поспешно открыть глаза.