Воители безмолвия

Тем временем Жан Майар тихо шепнул на ухо пришельцу:

– Послушай-ка, странник. Ясно ли ты представляешь, куда ты попал и чем может обернуться для тебя твое намерение провести здесь эту ночь? Ведь за это жители равнины будут неотступно тебя преследовать. Сдается мне, что ты нездешний и даже не подозреваешь, сколь суровы законы, касающиеся прокаженных. Беги скорее отсюда, и тебе, возможно, посчастливится скрыть, что ты побывал в лепрозории.

– Ты уж прости нашего доктора, – сказал приор, тоже не на шутку встревоженный. – Но он тоже считает своим долгом вслед за мной предостеречь тебя. Врач – человек ученый, искусный и умный, хоть и не лечит лепру, поскольку она неизлечима. Он тоже прокаженный, как и все здесь, однако знает эту гнусную болезнь лучше всех. Но в делах веры он человек сторонний. Я же, брат мой, признал тебя сразу.

– Аминь, – согласился Жан Майар и подмигнул, отчего лицо его скорчилось в жуткой гримасе.

– Я пришел сюда из города, – заговорил странник. – Его колокольни, должно быть, видны с вершины вашей горы. Мне ведомы и жестокие нравы, и бессердечие окрестных жителей. Только тебе-то, господин доктор, что за меня волноваться? – кажется, незнакомец ощутил в мэтре Майаре противника и потому говорил с ним пренебрежительно, даже не глядя в его сторону. – В общем так, господин доктор, нет у меня ни малейшего желания возвращаться на равнину. Отныне я хочу жить здесь, на Больной Горе. Неужто прокаженные откажутся принять меня?

– Конечно же, нет! – поспешил успокоить его приор. – Я ведь уже сказал тебе, что признал тебя. Благословен будь, Господень посланник!

– Так и позволь мне остаться! Мне и нужен-то лишь ворох соломы да угол в самой что ни на есть убогой лачуге.

– Ты будешь моим гостем. Войди в сей монастырь, отныне он и твой дом. Для меня большая честь и счастье принимать тебя здесь. Входи и располагайся. Ты ведь наверняка утомлен дальней дорогой…

Не обращая внимания на иронические взгляды Жана Майара, приор провел странника в свою келью, усадил за стол, налил ему кружку вина и, кроме всего прочего, настоял на том, чтобы собственноручно омыть гостю ноги. Тот с равнодушием, похожим даже на презрение, позволял делать с собой все, что угодно, однако от житья в келье сразу же отказался, явно горя желанием вернуться к толпе. Та же, ожидая его, глухо роптала.

Врач все продолжал наблюдать за неизвестным, отыскивая в его поведении фальшь или какую-нибудь хитрость, чтобы изобличить в страннике некий мирской интерес.

– Ты еще не видел по-настоящему отталкивающих, просто омерзительных прокаженных, – сказал мэтр Майар страннику. – У тех, что до сих пор окружали тебя, вполне человеческие лица по сравнению с теми, что живут выше по горе. Тебе придется набраться духу, чтобы встретиться с ними, потому как это воистину жуткое зрелище.

– Все люди братья, не правда ли? – изрек странник свою любимую фразу тем же спокойным голосом. – Человеческие лица, даже обезображенные проказой, не вызывают у меня никакого отвращения… А разве не все прокаженные собраны здесь, за монастырской стеной?

– Увы, брат мой! – ответил приор. – Пределы монастыря стали слишком тесными, они не могут уже вместить всех больных, так что многие, пораженные скверной еще в большей степени, вынуждены ютиться в лачугах на склонах горы. Чтобы обойти весь лепрозорий, тебе понадобится не менее двух дней.

Странник резко встал, охваченный каким-то внезапным порывом.

– Брат приор, мне нельзя мешкать, – вдохновенно произнес он. – Я должен побывать у этих несчастных!

5

– «Человеческие лица, даже обезображенные проказой, не вызывают у меня никакого отвращения», – задумчиво повторил врач слова странника. – Вот уж истинно отчаянный человек!

Неизвестный удалился столь стремительно, что приор даже не попытался задержать его.

Жан Майар подошел к окну и выглянул. Сгущались сумерки.

– Странная птица этот ваш Святой, приор, – продолжал врач. – Теперь ему почему-то стало невтерпеж обойти всех прокаженных Больной Горы. Вряд ли это им нужно. Не сделав и двадцати шагов, он уже потерся лицом об десяток обезображенных рыл. А наш брат прокаженный и рад: когда еще будет такой случай! На площади полно народу, просто яблоку некуда упасть. Они даже подыскали уже женщину, чтобы подложить ему. И что же он с нею делает? Все то же: кланяется ей до земли, прижимает ее к своей груди, целует в лоб и в щеки. Снова целует, потом переходит к другим, а те, мерзавки, рады-радешеньки. А он все длит свои старанья… Не пойму я, что это за святой такой – со всеми раскланивается, со всеми лижется… Разве так являют святость?

– Мэтр Жан, вашими устами вещает богохульник, – ответил приор, преисполненный восторга от всего происходящего. – Этот человек свят, и высший смысл его миссии заключен в полной самоотдаче. Потому-то у него и нет времени даже на краткий отдых.