Воительница Лихоземья

Я чувствую себя ребенком за подобные мысли. Он – бессмертный бог, в чьей власти истребить целую деревню по первому желанию. Если бы у него были слабости, кто-нибудь более умный, сильный и опытный уже давно бы об этом узнал.

Дорога идет дальше в сторону гор. Проходит еще один час, и чаща вокруг становится совершенно заросшей и дикой. Не думаю, что кто-то, кроме Пераксоло, здесь раньше бывал.

Сквозь заросли ежевики и огромные деревья, если их можно так назвать, на противоположной стороне дороги ничего не разглядеть. Высокие погнутые стебли травянистых растений заполняют пространство между следами от колес. Сама колея выглядит почти неезженой, не считая недавно прибитой поросли. Интересно, далеко ли до Серавина? Где-то два с половиной дня пути, по моим прикидкам. Я целый день шла до первой ночевки, а потом еще день бежала, пока не наткнулась на Сорена.

Никто раньше не углублялся в Лихоземье дальше чем на полуторачасовой переход. И никто из деревни раньше не оставался в лесу дольше нескольких часов.

И вот я здесь, цела и здорова на протяжении трех дней. Или четырех? До сих пор не уверена, долго ли я проспала, но явно больше одной ночи.

А теперь я иду по дороге, по которой раньше не ступала нога ни одного смертного.

Меня охватывает паника, с которой я ничего не могу поделать.

Я иду почти до обеда, и впереди показывается подножие горы. Растения уступают место каменистой поверхности на ведущей в гору на несколько сотен метров вверх тропе. Дорога же обрывается. Земля у подножия горы слишком сильно покорежена, по ней не проехать, несмотря на отсутствие растительности.

Поэтому я не удивляюсь, когда нахожу невдалеке брошенные повозки.

Вернее, то, что от них осталось.

Груды сгнившего дерева лежат вдоль основания горы. Семь груд, если быть точной. Я немедленно замечаю, в какой из повозок были самоцветы, так как остатки древесины до сих пор придавлены драгоценным грузом, будто телега просто просела от их веса. Они так и лежат там, где любой может их взять. Нетронутые и никому не нужные.

Мужчина умер из-за того, что Пераксоло не счел количество камней достаточным. А потом бог просто бросил их здесь, будто кучу мусора.

Но он наверняка собирает ежегодную Дань не потому, что ему что-то нужно от простых смертных. Это нужно затем, чтобы держать деревни в страхе и под гнетом его власти. Чтобы ослабить нас и заставить страдать.

Теперь мой страх оборачивается гневом, и я приветствую его, как помощника при убийстве бога.

Вместо того чтобы торчать на открытом месте, я скрываюсь в окружающих деревьях и перелеске под ними. Я использую их прикрытие и крадусь вдоль каравана и все дальше и дольше вокруг подножия горы. Вполне возможно, что бог пошел вверх, но он шел пешком, а вода, еда и весь остальной груз с повозок, не считая самоцветов, пропали. Согласна, Пераксоло мог поднять и поклажу, и себя силой мысли на вершину горы.

В любом случае я не полезу наверх, пока не исследую окрестности. Не хочу, чтобы кто-то мог незаметно подкрасться со спины.

Спустя десять минут мои усилия вознаграждаются.

Я обнаруживаю пещеру.

Она ведет прямиком вглубь горы. Проем достаточно большой, чтобы трое мужчин могли войти в него бок о бок. Но мне не видно, что происходит внутри. Там слишком темно.

Я нахожу прочное дерево, взбираюсь наверх и отыскиваю отличное место для слежки. Затем просто сижу и жду. Наблюдаю. Прислушиваюсь.

Иногда мне кажется, что я слышу чьи-то голоса, но все немедленно исчезает, будто унесенное порывом ветра. Иногда мне кажется, что я вижу отсветы костра в глубине пещеры, но, скорее всего, это тоже лишь мое воображение. Нет ничего достаточно четкого, чтобы быть уверенной в наличии признаков жизни.

Пока из пещеры не появляется фигура.

Те же высокие очертания. Тот же черный плащ и рукоять топора за спиной.

Это он.

Бог, Пераксоло.

На нем больше нет капюшона.

Даже на расстоянии, со своего тайника на дереве я могу разглядеть острые черты его лица. У него лицо обычного мужчины, а волосы цвета загустевшего солнечного света стянуты в хвост у основания шеи. Широкие брови придают ему выражение некоторой, ну, божественности, а тонкие губы плотно сжаты. Он направляется к линии деревьев.

В мою сторону.

Я застываю и лихорадочно стараюсь придумать, что же мне делать.

Можно убежать и надеяться, что он меня не схватит, благодаря элементу неожиданности. Или замереть и рассчитывать, что он не услышит мое дыхание и не почувствует сердцебиение затаившегося поблизости смертного существа.

Но зачем ему вообще идти сюда, если он не знает о моем присутствии?

Я слишком долго взвешиваю варианты, и решение принято за меня.

Задерживаю дыхание, когда бог проходит прямо подо мной.

Теперь я замечаю утоптанную тропинку. Значит, он часто здесь бывает. Меня охватывает надежда.

Но тут бог останавливается. Прямо. Под. Моим. Деревом.

Меня начинает трясти. Дыхание вырывается из груди, несмотря на отчаянные попытки его сдержать. Но даже через страх, через ужас быть замеченной самым кровожадным существом проскальзывает мысль о том, что можно было бы предпринять в этой ситуации.