Войти в ту же реку

Голос патлатой подруги с каждым предложением набирал силу. В него вплетались все новые и новые диапазонные звуки. Сознательно Каретников попытался подергаться на своей Голгофе, но тщетно. Что они там лопочут?

Всем естеством своим ощутил то, что воздух, само пространство внутри круга необычайно уплотнилось. Кажется, огонь запылал ярче, посылая языки пламени выше в небо. Аб-балдеть! Странно, что в Советском Союзе ему встретился такой атавизм веры в старых богов. В прежней жизни он и подумать не мог, что такое есть! А оно, оказывается, было всегда. Почему спецслужбы не отвлекались на это? Не считали, что это опасно для государственной политики?.. Но самое интересное, внутреннему состоянию весь случившийся концерт не противоречил. Обережный заговор «молчал», будто воспринимал все как должное, здоровью и жизни не угрожающее.

В руках «барышни», говорившей слова, вдруг заметил нож. Сталь клинка бликнула на фоне отблеска огня, отразилась в зрачках глаз. А он беззащитен как ребенок. Запросто укакаться можно. Задергался. Завопил:

– М-му-у-у! М-му у-ум!

«Что хочешь делать, дуреха! Садисты, мать вашу так!»

– М-му-у-у!

– Стану перед дубом, позову Перуна. Приди, приди, Перуне, приди, приди, грозный! С силами Перуновыми, молниями ясными Землю освяти громами рясными…

Смотри-ка, как напарница скороговоркой чешет! Нет, право слово, уморить хотят. Г-гадины!

– …С Алатыря-камня огонь вытеши…

«Что ж ты творишь, тварь? Нож брось!»

Поплыл, но все еще был в сознании. Где-то в районе живота почувствовал, как бабенка сделала надрез на его теле. Больно не сильно. Видать, только кожу резанула. Кобыла гривастая!

– …нарушают неразрывное, прижигают и тут же оздоравливают. Нет больше связи меж сим божичем и его братом далеким. Каждый отныне идет своей дорогой, не ведая, что другой творит…

Третья ненормальная провела факелом зигзаг вдоль тела Каретникова.

– …Слава огню Сварожичу!

Ассистентка, передав свой факел молчаливой подруге, наложила руки на глаза Михаилу. Аут! Ушел в нирвану.

Не мог понимать и воспринимать действительность в обычных рамках. Он будто в ином мире, в ином качестве пребывал. Ощущал себя одиноким загнанным в вывешенные сети волком и… Почему волком, ведь он прекрасно видит руки, а не лапы, и троих охотниц, склоненных над ним. Притвориться мертвым, не подавать признаков жизни, а в самый подходящий момент…

Несмотря ни на что, всего его трясло так, будто на вибромоторе лежал. А еще страх он такой, такой… и этот недобрый взгляд женских глаз. Боль… Они говорят о нем?.. Кажется, да! Он все слышит…

– Что-то с ним не так!

– Все нормально, Аленка! Так бывает! Развязываем.

– Нет!

– Просто парень воспринял волхвование как обычную операцию. Нам в мединституте рассказывали, а теперь и сама убедилась… Ты его ритуальным ножом порезала, а у него натура оказалась слишком… как бы это сказать? Романтичной, слишком восприимчивой, что ли?

«Затаиться! Не дышать! Пусть думают, что он умер. Да! Да! Пусть воспринимают его таким. Тело податливо и безвольно».

– Вилен, он не дышит!

Воспринял мужской голос. Он где-то рядом.

– Сейчас!

И тут же предостережение одной из охотниц:

– Назад, Вилен! Круг переступать еще нельзя!

– Да понял уж. Сами справляйтесь.

Теперь шла разборка сразу троих женщин, склонившихся над ним.

– Аленка, не блажи! …В его мозгу выработалась субстанция, имитирующая морфин. Судя по всему, ее до такой степени много, что она хлынула в те же клеточные рецепторы, которые специфичны для фиксации морфина…

– Ага! Карна, а тебе не кажется, что избыточная выработка субстанции такого типа внутри мозга может подразумеваться при начале смертного процесса – или в назначенный для смерти час, или, некстати, ранее оного.

Снова мужской голос.

– Заткнитесь, мокрощелки! Вы волхвовицы в сутуге при исполнении обряда или медички? Делайте все, что необходимо, а не консилиум устраивайте. О-хо-хо! Нужно князю сказать, чтоб в медицинские институты баб больше не пускал.

Услышал шепот.

– В любом случае субстанция может обеспечить то, что акт умирания станет, по природе вещей, безболезненным и, возможно, приятным…

Кричит:

– Дыши-дыши!

Кажется, ему правую лапу… Тьфу ты! … руку освободили. Пора! Рванул её – пошла! Стал рваться на свободу. У врачей… блин, у дьяволиц этих глаза по пять копеек…

Мужик где-то рядом орет:

– Защиту сутуги сымайте!

Раскидал баб прям там, у операционного щита.

– А-а-а! А-а-а! – не то кричал, не то рычал, так сразу и не поймешь.

Что сделали, не понял, но когда шестеро мужиков навалились, заломали, потерял сознание окончательно…

* * *

– Что?

Аксенов пытливо смотрел на Волховикова. В большой комнате народу много. Здесь собрались и бояре и волхвы. Экстренный случай заставил бросить дела и собраться в столице, пропал боярин Бусового корня. Форс-мажор! Судили-рядили, а к общему знаменателю так и не подобрались. Кому было нужно сотворить такое?

– Акса, это ты виноват! – высказал претензию генералу старый волхв из рода Волховиковых.

– Спокойно, Нил Григорьевич! – остановил полемику главный среди равных. – Никто ни в чем не виноват. Антон, что примолк?