Вохштерн (СИ)

— Талек. Меня зовут Талек. Я летом у брата твоей жены телегу покупал, помнишь? Вот, захотелось еще одну купить, а тебя нет на месте. Ну, я и решил тебя украсть у его милости, чтобы ты мне ее смастерил.

Ответом мне было недоуменное молчание. То ли с чувством юмора у него все было печально, то ли у меня. А может, староста просто еще недостаточно пришел в себя.

— Да шучу я, не волнуйся. Работу хочу тебе предложить. По профессии. У меня в будущем намечается много разнообразного строительства. А человек ты рукастый, правильный. Вон, как деревеньку свою обустроил.

— Раз ты догадался, что Пригорье — это моя заслуга, то должен понимать, что я своих людей не брошу.

— Именно поэтому я тебя нашел не дома, а в лагере его милости? — Подначил я своего спутника.

— Так было нужно. — Хмуро ответил тот. — Жатва шла. Нужно было кого-то отдавать. И я решил, что пойдут те, кто на тот момент не нужен.

— Угу. И оставил поселок без руководства. Тут уж извини, ты сглупил. А где, кстати, брат твоей сестры и остальные сельчане?

— Ладора, как и меня, в отверженные записали. Вот он и не выдержал. Еще два месяца назад погиб. А куда других моих дели, я не знаю. Нас разделили почти сразу.

— Ладор — это брат твоей жены?

— Да.

— Прими мои соболезнования.

— Благодарю.

— А что значит «отверженные»?

— Так в лагере называли тех, кто не понравился руководству.

— И за что же вас туда определили?

— За мой длинный язык. Я указал сотнику на то, что вышки должны стоять у забора, а не у плаца.

— И все? А Ладора за что?

— За меня. Суки знали, что мы с ним родня.

— Соболезную. — Повторил я, прекрасно понимая, как себя сейчас чувствует Глинор.

— Все быльем поросло. — Мрачно ответил он. — Я тебе, конечно, благодарен за спасение. — Вернулся он к прерванной теме. — Но ты должен понимать, что я своих людей не брошу. Просто не могу.

— А я и не предлагаю тебе их бросать. Хотите, хоть все переезжайте. Дам вам землю, работу. Будете жить себе, как раньше. Почти.

— Дашь землю? — Задумчиво проговорил он. — Ты из барей?

— Можно и так сказать.

Глинор вновь замолчал, о чем-то напряженно раздумывая, а спустя некоторое время задал новый вопрос:

— Из захребетников?

— Мы предпочитаем, чтобы нас называли фарсами. И, если ты примешь мое предложение, тебе стоит это запомнить.

— Вот оно что. То-то мне твое имя странным казалось. А насчет твоего «предложения», — он невесело хохотнул. — Сам ведь понимаешь, что я отказаться не могу. Выкрав из лагеря, ты превратил меня в дезертира. А с дезертирами у нас разговор короткий. Так что у меня теперь два пути — или к тебе на службу, или сплясать на «Пеньковой вдове». А вот с моими односельчанами будут вопросы. Не все согласятся идти на службу к зах… К фарсу.

— Ну, почему же не можешь? — Не согласился я с ним. — Я все же не настолько мудак, чтобы заставлять служить людей силой. Я тебе больше скажу: мне вообще не нужны те, кто служит из-под палки. От таких и толку мало, и предать могут. Нет, Глинор, для меня преданность на первом месте стоит. Именно поэтому я, когда верну себе свое баронство, полностью откажусь от сервов и рабов. Кто хочет — пусть остается и работает честно. Кого подобное не устраивает — пусть валят на все четыре стороны, держать их я не буду. Что же касается тебя, староста. Ты мужик нормальный. Во всех отношениях. И я прекрасно понимаю как тебя подставил. Так что, если ты откажешься мне служить, я дам тебе пятьдесят золотых, и иди себе куда хочешь. Хоть в Пригорье свое, хоть еще куда. А за селян не волнуйся — если и захочет кто с тобой идти ко мне на службу, пусть идут, а оставшиеся сами как-нибудь проживут. Тем более, что им ничего больше не угрожает.

— Больше? — Вычленил самое главное из моей речи Глинор.

— Угу. Повадился, вишь, Кривой со своей бандой на твое Пригорье ходить. Но ничего не добился. Даже несмотря на дурацкий запрет виконта на закрытие ворот. Так, пару домов сожгли, да кое-кого из селян убили и все.

— Кого убили?!

— Не знаю. — Пожал я плечами. А потом поспешил успокоить: — Не волнуйся, твой сынишка и жена, живы здоровы. Ну, по крайней мере, были живы и здоровы пару дней назад, когда я у вас в деревеньке останавливался на ночлег.

Сзади раздался облегченный выдох старосты. И, после недолгого молчания, он поинтересовался у меня:

— Кривой, говоришь? Он же, вроде какой-то мелкой местной ватагой верховодил. Мы ему уж точно не по зубам были. Уж я-то знаю, сам частокол возводил.

— Эх, дружище, совсем ты со своей службой, от действительности отдалился. Кривой, дабы ты знал, еще вчера был атаманом самой сильной из местных ватаг. Он умудрился повывести все остальные банды, и обложить данью с десяток поселков.

— Был?

— Угу. А потом встретился со мною… И моими людьми, — немного приврал я.

— И что теперь?

— Ничего. Нет ни Кривого, ни его бандитов. Мы всех подчистую вырезали.

— А что за запрет? — После еще одной паузы задал он новый вопрос.

— Неужто не знаешь?

— Откуда? Эти с… Командиры наши, с нами новостями не делились. С такими, как я, тем более.