Вокруг Апокалипсиса

Итак, после доносов Мочениго в действие вступает Священный трибунал, и следствие по делу длится больше семи лет — это для инквизиции колоссальный, выходящий за пределы разумного срок. Казусом Бруно занимались вовсе не провинциальные деревенские священники, а коллегия кардиналов, среди которых был столь выдающийся богослов, как Роберто Беллармино, впоследствии канонизированный. Настолько серьезный подход со стороны Ватикана к процессу над Джордано Бруно ясно говорит, что в руки высшей инстанции папской инквизиции попал уникальный феномен, требующий длительного и самого вдумчивого исследования и изучения.

Кардинал Роберто Беллармино, неизвестный автор, 1622–1623 гг.

К нашему величайшему сожалению, до XXI века дошла лишь небольшая часть материалов процесса по обвинению Бруно, а именно венецианская часть следствия. Увы, но восемь пунктов финального обвинительного заключения, подписанные кардиналами и одобренные папой Климентом, или утеряны, или до сих пор находятся в закрытых архивах Ватикана. Мы в точности не можем сказать, почему многолетний процесс закончился именно костром, а не покаянием, заключением в монастырь или тюремным сроком.

Напомним, что тридцать с лишним лет спустя Галилео Галилей, тоже пострадавший на почве Коперниковой теории, после следствия и суда (длившихся всего два месяца!) отделался ссылкой в деревню Арчетри близ Флоренции под строгим надзором инквизиции. Вопреки общераспространенному мифу, Священный трибунал приговаривал обвиняемого к смерти в 2–3% случаев от общего числа процессов, и Джордано Бруно опять-таки умудрился в эти мизерные проценты попасть. Заметим, приговор утверждал самолично римский понтифик — казалось бы, какое дело папе до какого-то еретика?..

Так может быть, еретик был крайне необычный? Как мы уже сказали выше — феноменальный? Настолько, что его дело разбирали на высочайшем уровне наместника апостола Петра?

Очень на то похоже.

Если читать сохранившиеся протоколы венецианской инквизиции, становится ясно, что по меркам своей эпохи Бруно и так наговорил на десять костров. Конечно, Римская церковь к концу XVI века уже не являлась объединяющей и цементирующей силой европейской общности; уже давно примат религиозной идентификации человека начал сменяться идентификацией национальной, однако католицизм — институт консервативный, особенно в условиях Реформации и новых вызовов, брошенных временем.

Когда же в руках инквизиции оказывается человек, задуривший головы сотням других католиков (и протестантов, чего скрывать), то с его деятельностью, взглядами и «философской» концепцией надо разбираться вдумчиво. Как писал в 1942 году итальянский священник Анджело Меркати о процессе Бруно, «…речь идет о предметах законной компетенции святой службы, об истинах веры и связанных с ними доктринах, которые ничего общего не имеют с наукой или с тем, что выдается за науку, даже тогда, когда является (плодом) богатой воображением фантазии…»

Вспомним, о чем мы говорили с самого начала: Джордано Бруно исходно являлся католическим священником и доминиканским монахом, а следовательно, и спрос с него не как с обычного мирянина, впавшего в заблуждения.

Так что же поведал этот беглый «священнослужитель» венецианцу Джованни Мочениго и сокамерникам в тюрьме инквизиции? Материалы допросов и следствия довольно обширны, потому приведем наиболее выдающиеся перлы Ноланца.

* * *

—…Такое состояние мира не может далее продолжаться, ибо в нем царит одно лишь невежество, и нет настоящей веры; что вера католическая нравится ему больше других, но и она нуждается в величайших исправлениях; что в мире неблагополучно и очень скоро он подвергнется всеобщим переменам.

— [Бруно] рассказывал, что однажды, то ли в Германии, то ли в Англии, при гаданиях по книге предсказаний, каждому выпадал какой-нибудь стих Ариосто, и ему выпал такой стих: «Враг всякого закона, всякой веры», чем он весьма бахвалился, говоря, что ему выпал стих, согласный с его природой.

— Утверждал, что [наша] вера неугодна Богу, и хвалился, что с детства стал врагом католической веры, и что видеть не мог образов святых, а почитал лишь изображение Христа, но потом отказался также и от него.

— Говорил, что в Боге нет Троицы, и великое невежество и богохульство утверждать, что Бог троичен и един. Он сказал это в связи со своими уверениями, что теперешний мир погряз в величайшем невежестве, чем когда бы то ни было, ибо похваляется знанием того, чего не понимает, то есть Троицы, так как в Боге нет трех лиц, и безумие — утверждать это.

— Говорил, что Христос был злодеем и что ему легко было предсказать, что его повесят, раз он совершал скверные дела, совращая народы. И что Христос творил лишь мнимые чудеса и был магом, как и апостолы.