Вокруг Чехова

в разговоры с детьми. Он обожал своих детей, говорил с ними на «вы» и ласкал их так, что

нам, его племянникам, становилось завидно. Когда мы еще мальчиками затевали какое-

нибудь представление, в котором будущий писатель Антон Чехов, тогда еще гимназист,

принимал деятельное участие, то дядя Митрофан всегда был нашим гостем и ценителем.

Это был человек не без литературного дарования, и его письма, которые, уже взрослыми,

мы получали от него, всегда по части слога и поэтических приемов были безукоризненны.

В молодости он был большим романтиком, увлекался сочинениями А. Марлинского

(Бестужева) и на всю жизнь усвоил его манеру выражаться. В нашей семье долго

хранились его письма, переплетенные в целую книгу3, которые он писал, еще будучи

холостым, моим родителям, когда совершал путешествие по России, – и я твердо уверен,

что литературное дарование дяди Митрофана в известной степени передалось от него и

нам, и в особенности моим братьям Антону и Александру, которые сделались потом

настоящими литераторами.

В жизни Митрофана Егоровича интересными страницами прошла история его любви

и женитьбы. В канцелярии таганрогского градоначальника служил некто Евтушевский. У

него была дочь Людмила,4 которую все звали Милечкой. Эта Милечка была поразительно

похожа на дочь герцога Гессен-Дармштадтского Максимилиану, ко-{31}торая вышла

потом замуж за тогдашнего наследника Александра Николаевича и приняла имя Марии

Александровны. Увидев однажды ее портрет, дядя Митрофан Егорович полюбил ее как

женщину с первого же взгляда. Эту свою симпатию он перенес на Милечку и сделал ей

предложение. Она отказала ему. Тогда, романтик до мозга костей, он исчез из города. О

том, что он отправился путешествовать, узнали только из писем, которые стали приходить

от него с дороги.

О трудностях тогдашнего путешествия можно судить уже по тому, что между

Таганрогом и Харьковом, на пространстве целых 470 верст, в то время не было ни одного

города, и по пути можно было встретить разве только одних чумаков. Ночевать

приходилось часто под открытым небом, прямо среди безграничной степи. Тогда это были

все «новые места», описанные Данилевским в его романе такого же заглавия, с раздольем,

разбойниками и рассказами о таинственных приключениях, в которых была замешана

нечистая сила. Железных дорог не существовало, и когда наш отец ехал в Харьков за

товаром, то, отправляя его, служили молебен. Одна только Николаевская (ныне

Октябрьская) железная дорога находилась еще в постройке и в описываемое мною время

действовала только на головных участках, причем расстояние от Москвы до Твери (157

верст) поезд покрывал за полутора суток. И это считалось тогда верхом удобства и

быстроты.

Письма дяди были полны глубокого интереса. Все в том же стиле Марлинского он

описывал свою поездку в Москву и в Петербург и свои впечатления от путешествия по

первой тогда железной дороге. Письмо же о посещении им Царского Села побило рекорд и

сразу выявило всю тайную цель такого путешествия.

Войдя в дворцовый парк, дядя остановился в ожидании, не удастся ли ему видеть ту,

на которую походила {32} его возлюбленная. И вдруг – неожиданность: он увидел

направлявшуюся к нему пару. Это шел Александр II под руку со своей женой, бывшей

принцессой Максимилианой. Они приближались прямо к нему. Дядя опустился на колени.

Думая, что это какой-нибудь проситель, Александр II нагнулся к нему и спросил:

– Что вам угодно?

– Мне ничего не нужно, государь, – ответил ему дядя. – Я счастлив только тем, что

увидел ту, на которую похожа любимая мною девушка.

Максимилиана, вероятно, не поняла его слов, а Александр приподнял его, похлопал

по плечу, и они пошли далее.

В этой сцене, конечно, много наивного, но в ту пору, в особенности на окраине, на

далеком юге, она должна была произвести известное впечатление. Так, по крайней мере,

писал романтик дядя, может быть, в значительной степени и прикрасивший в письме

историю встречи в дворцовом парке.

Вот почему, когда Митрофан Егорович вернулся потом на родину, то у Милечки не

нашлось уже больше никаких возражений против выхода за него замуж. Они зажили

вдвоем, состарились, и в их уютном, гостеприимном домике мы, племянники, всегда

находили родственный прием; позднее, поселившись на севере, при каждом нашем наезде

в Таганрог мы любили останавливаться у дяди Митрофана. В этом именно домике и

схвачены Антоном Чеховым некоторые моменты, разработанные им впоследствии в таких

рассказах, как, например, «У предводительши». Мне кажется, что дядя Митрофан

пописывал и сам, потому что, когда мне было уже 25 лет, он затеял со мной переписку и

целыми страницами присылал мне выдержки из описаний природы: «цветочков в