Но недостаток средств для хорошей рекламы и равнодушие публики не дали «Москве»
окрепнуть, и она скоро увяла. По каким-то соображениям И. И. Кланг переименовал ее в
«Волну», но не помогло и это. Дело прекратилось. Я долго ходил в редакцию получать для
Антона причитавшийся ему гонорар, но это не всегда удавалось, так как издатель, по
словам служившего у него в конторе мальчика Вани Бабакина, тотчас же через задний ход
уходил из дому. {119}
Вообще мне часто приходилось получать за брата Антона гонорар. Он вечно был
занят, ему не хватало времени, и я был его постоянным адвокатом. Он даже выдал мне для
этого шуточную доверенность следующего содержания:
«МЕДИЦИНСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО
Дано сие Студенту Императорского Московского Университета Михаилу Павловичу
Чехову, 20 лет, православного исповедания, в удостоверение, что он состоит с 1865 года
моим родным братом и уполномочен мною брать в редакциях, в коих я работаю, денег,
сколько ему потребно, что подписом и приложением печати удостоверяю.
Врач
С этим «медицинским свидетельством» я ходил получать для брата Антона гонорар в
«Новости дня». Ах, что это были за дни тяжкого для меня испытания!.. Бывало, придешь в
редакцию, ждешь-ждешь, когда газетчики принесут выручку.
– Чего вы ждете?– спросит, наконец, издатель.
– Да вот получить три рубля.
– У меня их нет. Может быть, вы билет в театр хотите или новые брюки? Тогда
сходите к портному Аронтрихеру и возьмите у него брюки за мой счет.
«Новости дня», или, как их называл брат Антон, «Пакости дня», издавал Абрам
Яковлевич Липскеров. Еще до издания газеты он был одним из лучших, если не
единственным стенографом и записывал в окружном суде судебные процессы.
Знаменитый адвокат Ф. Н. Плевако, который составлял тогда себе репутацию своими
защитительными речами, брал его с собою на провинциальные процессы, где А. Я.
Липскеров записывал речи Плевако слово в слово, и затем они появлялись в печати в
столичных газетах. {120}
Про Плевако и Липскерова рассказывали следующее. Однажды в одном из
провинциальных городов был назначен к слушанию какой-то знаменитый процесс67. Ф. Н.
Плевако должен был выступить на нем не то в качестве защитника, не то как гражданский
истец. Он захватил с собой А. Я. Липскерова, и они поехали туда как раз накануне
судебного разбирательства. Поезд в этот город приходил только один раз в день, и то к
вечеру, так что волей-неволей приходилось в нем ночевать. Приехали зимой, в метель, в
шесть часов вечера и остановились в паршивой провинциальной гостинице. Привыкшие к
шуму и гаму столицы, они сразу же почувствовали тоску и не могли приложить ума, как
им скоротать этот только что еще начавшийся вечер. А снег так и носился тучами вдоль
улиц.
Они позвонили. Явился коридорный.
– А что, голубчик, нет ли у вас здесь хорошего театра или ресторана?
– Так точно-с! У нас есть городской театр на такой-то улице-с! В нем каждый день,
кроме суббот, происходят представления-с!
Плевако и Липскеров надели шубы и отправились в театр. Увязая в снегу, потому что
извозчиков не было, они с трудом добрались до храма Мельпомены.
И вдруг – о, ужас!– на кассе театра объявление: «По случаю ненастной погоды
спектакль отменяется».
В кассе светится огонек. Сидит кассирша на всякий случай, если кто-нибудь все-таки
соблазнится и, несмотря на плохую погоду, забредет в театр и, быть может, купит билет.
Ф. Н. Плевако просунул голову в окошко кассы.
– Не может ли сегодня состояться спектакль?– спросил он.
– Это никак невозможно, – ответила кассирша. – Только сейчас приходили актеры,
чтобы играть, но по {121} случаю ненастной погоды я не продала еще ни одного билета.
– А каков у вас полный сбор?
– 458 рублей 50 копеек.
Плевако полез в толстый бумажник, достал всю эту сумму и протянул деньги
кассирше.
– Я плачу за весь сбор, – сказал он. – Потрудитесь собрать всех артистов и начать
спектакль.
Аллах керим! Никогда еще такого счастья не бывало. Сразу полный сбор, да еще в
такую погоду, когда потеряна уже всякая надежда хоть на малейший заработок! Кассирша
засуетилась. Послала одного сторожа к антрепренеру, другого – собирать труппу, благо
живут недалеко и все в одной и той же захудалой гостинице.
Потянулось время. «Знатные иностранцы» куда-то исчезли.
Появился ламповщик, зажег огни у рампы, и мертвая зала ожила. Затем пришел, весь
заиндевевший, капельмейстер, за ним потянулись один за другим музыканты и стали
настраивать свои инструменты.
Трень-трень-трень... Брень-брень-брень... Пи-пи-пи... Ту-ту-ту...
Послышались по ту сторону занавеса шаги, голоса, ожили уборные. Кое-кто из
любопытных актеров силился посмотреть в дырочку в занавесе на сумасшедших
приезжих. Но их в зрительном зале не оказалось. Наверное, в ожидании спектакля они
сидели в фойе.