Вокруг Чехова

удивляться, как Пушкарев мог выпустить за один год такое громадное количество книг,

напечатанных на таком количестве бумаги, да еще при тогдашних средствах. «Европейская

библиотека» просуществовала, кажется, года полтора и затем прекратилась: подписчикам

некогда было читать такое громадное количество книг; достаточно было бы и двенадцати в

год, а их издавалось целые пятьдесят. «Мирской толк» оставил по себе хорошую память

изданием «Старого моряка» Кольриджа с превосходными гравюрами Гюстава Доре69.

В «Мирском толке» брат Антон поместил повесть «Цветы запоздалые», а Николай

целый ряд рисунков и карикатур в «Свете и тенях». Помещал там под фирмой брата

Николая свои рисунки и я, а мои ребусы печата-{125}лись там на премию. В

«Европейской библиотеке» должен был появиться мой

Ребус Мих. П. Чехова, опубликованный в N 12 журнала «Свет и тени» за 1882 г.

Разгадка: Счастливые дамы замышляют затеи праздной раздачи грошей. Подачки

копейками бесполезны.

перевод Морица Гартмана, но «по не зависящим от редакции причинам» рукопись

вернулась из цензуры без одобрения. Я и не думал, что, будучи гимназистом, мог

переводить с немецкого такие зловредные вещи. Воображаю, как бы переполошилось мое

гимназическое начальство! Вообще я в те времена подавал большие надежды на

писательство. Так, я скомпоновал целый роман и отнес его в «Газету А. Гатцука», и он

появился бы в печати в этой нетребовательной {126} газете, если бы ее не прикрыли. Я

тогда много читал социальной литературы, за журнальную работу мне кое-что перепадало,

и я даже приобрел себе часы. Иметь тогда карманные часы, да еще гимназисту, и читать

такие предосудительные книги, как сочинения Прудона, казалось верхом свободомыслия и

вольнодумства. И брат Антон не оставлял меня ни на минуту в покое и все время

вышучивал:

– С Гатцуком знаком, с Прудоном не согласен и при часах ходит.

А надо заметить, что карманных часов тогда не было даже и у Антона.

Пушкарев был очень отзывчив на все новое в науке, искусстве и литературе. Так,

когда приехал в Москву известный тогда гипнотизер Роберт и ему было запрещено

показывать свои сеансы публично, Пушкарев предложил ему свой дом и пригласил

московских представителей печати и профессоров. Было условлено так, что мои братья от

имени Пушкарева пригласят на этот вечер известного профессора Остроумова.

Роберт делал поразительные вещи, приводившие в недоумение профессоров. Так, он

не только усыплял гипнотизируемого, но приостанавливал во всем его теле

кровообращение. Загипнотизированному прокалывали вены, делали надрезы на теле – и

кровь не текла, сердце переставало биться, деятельность мозга прекращалась. Но что было

страннее всего и что приводило в волнение даже профессора Остроумова, так это то, что

Роберт устроил один раз так, что у его клиента при полном прекращении во всем теле

кровообращения и при полной остановке деятельности сердца все-таки не прекращалась

деятельность головного мозга и объект мог видеть, обонять, слышать и даже отвечать на

задаваемые ему вопросы. Таким образом, тут же возник неразрешимый вопрос: как мог

правильно функционировать {127} в человеке головной мозг при полном параличе сердца

и легких?

– Вот тут-то и загвоздка! – громко воскликнул Остроумов.

Было страшно смотреть, когда Роберт вверг своего клиента в состояние тетануса, а

когда человек весь одеревенел, сделался, как камень или бревно, его положили затылком

на один стул, а пятками на другой, и три взрослых человека сели на него, как на скамью. И

он сам этого не почувствовал и очень удивился, когда его потом разбудили и рассказали

ему обо всем. Тогда все это было внове, считалось необъяснимым, и даже сами

профессора становились в тупик и искренне восклицали: «Загвоздка!»

По-видимому, Н. Л. Пушкареву, как натуре, всесторонне одаренной, все очень скоро

надоедало, или же природа его была настолько широка, что он не мог остановиться на

чем-нибудь одном. Страстный рыболов, он изобретал какие-то самодействующие

подсекатели, которые продаются в магазинах и теперь, и никто не знает, что их изобрел

именно он; открыл фотографию на Лубянке; затем весь отдался изобретенной им

«пушкаревской свече», которою потом за бесценок воспользовались иностранцы и которая

приобрела себе право гражданства на всем земном шаре в виде обычных бензиновых и

спиртовых горелок, которыми пользуется каждая хозяйка при варке кофе и при завивке

волос. Но все эти затеи и неудачи с журналами скоро разорили Н. Л. Пушкарева вконец, и

он умер, как говорили, в глубокой нищете.

Из журналов, в которых сотрудничал Антон Павлович, мне хочется еще

остановиться на «Сверчке». Этот французистый юмористический журнальчик издавали

два брата Вернеры, Евгений и Михаил. Это были бодрые, полные сил молодые люди,