Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба

На наше счастье и лошадь встала. Мы оба соскочили с дрог на землю, подняли волочившиеся по дороге вожжи и за обладание ими чуть не подрались. Верх взял, конечно, я, как старший и сильнейший, но решили мы все-таки править по очереди. Ни один из нас до сих пор не держал в руках вожжей, и потому можно себе представить, что испытала бедная лошадь, когда я, понукая, стал дергать ее изо всей силы. Несколько десятков саженей она действительно будто бы и пробежала, но потом встала и упорно отказалась двигаться с места.

Вожжи перешли в руки Антоши. Он надулся, покраснел от счастья и задергал лошадь еще неистовее, чем я. Несчастная лошадь только замотала головою, я пустил в дело кнут, и к великому нашему удовольствию дроги покатились вперед.

– Ты не умеешь править, а я умею, – торжествовал брат, дергая и хлопая вожжами изо всей силы.

Но торжество его было непродолжительно. Лошадь неожиданно свернула с дороги в поле, засеянное каким-то сочно-зеленым растением, врезалась далеко в траву и принялась с видимым наслаждением лакомиться чужим добром и производить потраву. Как мы ни были глупы и неопытны, однако же сообразили, что вышло что-то неладное. Точно сговорившись, мы бросили вожжи и кнут, уселись как ни в чем не бывало по своим местам и принялись будить и толкать Ефима. Но усилия наши были тщетны.

– Нехай сперва Ванька, а потом уже и я, – бормотал Ефим, не раскрывая глаз.

Принялись за машиниста и стали расталкивать его самым добросовестным образом. Но и тут получился плачевный результат.

Машинист раскрыл глаза, обвел нас мутным, бессмысленным взором, почавкал губами и дружелюбно проговорил:

– После, дети, после… Я знаю… винт…

Он сделал было попытку повернуться поудобнее на бок и освободил плечо, на котором лежала голова кучера, но это ему не удалось, и он захрапел еще слаще и сильнее. А лошадь тем временем подвигалась шаг за шагом все глубже и глубже в зеленое поле. За нами уже осталось позади сажени три измятой свежей зелени, безжалостно притиснутой к земле колесами и копытами. Проезжая дорога виднелась как бы через живой коридор.

Положение наше было и жутко, и комично. И как назло, на пустынной дороге ни одной живой души и ни одного воза!.. Выждав несколько времени, мы попробовали было еще раз потормошить наших менторов, но результат получился тот же. Простояли мы таким манером довольно долго и от нечего делать прогулялись взад и вперед по дороге; посидели на меже, несколько раз подходили к дрогам и опять принимались слоняться. Сначала наше положение занимало нас, а потом наконец нам стало скучно. На дрогах царствовал сон, а лошадь углублялась в чужое засеянное поле все больше и больше. В конце концов стоянка показалась нам до того продолжительной, что нам снова захотелось есть, и мы направились к дрогам, к нашему узелку с остатками провианта. Но тут уже, к нашему неописуемому удовольствию, начиналось пробуждение. У машиниста, вероятно, заболело плечо от тяжелой головы Ефима. Он беспокойно задвигался, открыл глаза, но долго не мог ничего сообразить. Не без труда высвободив плечо, он сел и начал дико озираться. Кучер же продолжал храпеть.

– С нами крестная сила! Где же это мы, накажи меня Бог? – проговорил машинист. – Ефимка, ты спишь, дьявол?!.

Антоша и я наперебой поспешили разъяснить вопрос о том, где мы и что с нами случилось, но при этом, конечно, умолчали о том, что мы оба «правили» лошадью и что лошадь зашла в чужое поле, пожалуй, по нашей вине. Машинист выслушал нас внимательно, выбранился и без всякой церемонии схватил сонного кучера за волосы и стал таскать из стороны в сторону до тех пор, пока тот не проснулся. Испуганный Ефим поспешил вывести лошадь на дорогу и подал совет:

– Садитесь все скорее, надо утекать что есть духу. А то придется платить за потраву, да еще и шею накостыляют…

– Анафема ты собачья, накажи меня Бог! – с отчаянием воскликнул машинист и поднес к лицу кучера судорожно сжатый кулак.

IV

С версту мы промчались чуть не в карьер. Кнут без перерыва свистал в воздухе и безжалостно хлестал несчастную лошадь по бокам.

<…> Версты через две Ефим поглядел на небо и проговорил:

– До ночи мы на постоялый двор не поспеем.

Машинист так и подпрыгнул на своем сиденье.

– Не поспеем? – испуганно проговорил он. – Где же тогда, накажи меня Бог, ночевать будем?

– А я почем знаю? Должно быть, в степи заночевать придется, – спокойно и даже равнодушно ответил Ефим.

Машинист заметно побледнел.

– Может быть, до хутора доедем? – спросил он.

– И до хутора не доедем: проспали.

– О, чтоб тебя, проклятого! Чтоб ты скис, чертов сын! Чтоб ты… накажи меня Господь…

Из машиниста, как из мешка, посыпались брань и укоризны.

– Как хочешь, а поспешай, – проговорил он решительно и строго. – Куда-нибудь приткнуться надо. В степи я ночевать боюсь… Так и знай, что боюсь, накажи меня… С нами дети чужие: им нельзя в степи ночевать. Егор Михайлыч узнает, так он тебя со свету сживет…