Вокруг Чехова

со стихиями поднялся в нашей гимназии, когда у двоих моих одноклассников Ю. и Н.

нашли роман Чернышевского «Что делать?».

Позднее, в министерстве Делянова, был издан циркуляр о том, чтобы дети бедных

родителей вовсе не принимались в гимназию, а я был беден, ходил весь в заплатах, – и мне

грозило исключение. Учителя должны были следить за интимной жизнью воспитанников,

и ко мне то и дело врывались в квартиру соглядатаи, попадая в самые критические

моменты, когда все мы уже укладывались спать или сидели за ужином.

По-видимому, этот террор не дошел еще до юга, да {83} и Таганрог был совсем

другого учебного округа (Одесского), потому что приехавший к нам Антон был весел,

жизнерадостен, и то, что он говорил о своей дружбе с учителями, казалось мне

фантастической сказкой. Все мои товарищи и соученики были угрюмы, вечно

оглядывались и смотрели исподлобья. Так насаждались в Московском учебном округе

любовь и уважение к правительству.

В этот период брат Антон познакомился и близко сошелся в Москве с нашим

двоюродным братом Михаилом Михайловичем Чеховым52. Михаил Михайлович был

сыном старшего нашего дяди, Михаила Егоровича, которого, как я упомянул выше, наш

дедушка, Егор Михайлович, выкупившись на волю, отправил в Калугу учиться

переплетному мастерству. Поразительный красавец, очень порядочный человек, добрый и

великолепный семьянин, Михаил Михайлович, наслышавшись от нас об Антоне и еще не

будучи с ним знаком, несмотря на значительную разницу лет (ему было тогда около

тридцати лет), первый написал Антону в Таганрог письмо, в котором предлагал ему свою

дружбу. Между ними завязалась переписка, и только теперь, в этот приезд Антона в

Москву, они познакомились. Михаил Михайлович служил в пресловутом амбаре И. Е.

Гаврилова, был у него самым доверенным лицом и вел компанию с тем приказчиком,

который в повести Чехова «Три года» назвал хозяина «плантатором». Между прочим, этот

самый Михаил Михайлович имел обыкновение, вытянув вперед ребром ладонь, говорить

при всяком случае: «кроме...»

Труднее обстояло дело с возобновлением образования для сестры. За пропуском всех

сроков и за полным отсутствием вакансий ее решительно нигде не принимали, а может

быть, за семейными заботами и перегрузкою в труде или из-за провинциальной

непрактичности мои {84} родители не су-

Михаил Михайлович Чехов с женой Анной Ивановной,

урожд. Бабашевой. Публикуется впервые.

Архив С. М. Чехова. {85}

мели приступить как следует к делу. Но и тут все обошлось благополучно. Сестре удалось

тоже самой определить себя в учебное заведение и кончить курс со званием домашней

учительницы по всем предметам. Затем она поступила на Высшие женские курсы Герье и

успешно закончила и их. С большим восторгом я вспоминаю то время, когда она слушала

таких профессоров, как Ключевский, Карелин, Герье, Стороженко. Я был тогда в старших

классах гимназии, по всем швам сжатый гимназической дисциплиной и сухими

учебниками, – и вдруг, переписывая для сестры лекции, окунулся в неведомые для меня

науки. Скажу даже более, что общение с лекциями сестры определило и дальнейшее мое

образование. Казалось, что от пребывания сестры на Высших женских курсах Герье

изменилась и самая жизнь нашей семьи. Сестра сдружилась с курсистками, завела себе

подруг, они собирались у нас и читали К. Маркса, Флеровского и многое другое, о чем

тогда можно было говорить только шепотом и в интимном кругу. Все эти милые девушки

оказались, как на подбор, интересными и развитыми. Некоторые из них остались нашими

знакомыми до настоящего времени. За одной из них, Юношевой, кажется, ухаживал наш

Антон Павлович, провожал ее домой, протежировал ей в ее литературных начинаниях и

даже сочинил ей стихотворение:

Как дым мечтательной сигары,

Носилась ты в моих мечтах,

Неся с собой судьбы удары,

С улыбкой пламенной в устах...

И так далее.

С другой – астрономкой О. К.53 – он не прерывал отношений до самой своей смерти,

познакомил ее с А. С. Сувориным, и оба они принимали участие в ее судь-{86}бе. Между

прочим, он вывел ее (во внешних чертах) в лице Рассудиной в повести «Три года».

Наконец, после почти двухлетних поисков места, отцу удалось получить настоящую

должность все у того же И. Е. Гаврилова по письменной части, с жалованьем по тридцати

рублей в месяц и с правом жить и столоваться у него на дому в Замоскворечье, вместе с

другими его приказчиками, чем отец и воспользовался. Старший брат, Александр, уже

давно отошел от семьи, художник Николай учился в своем Училище живописи и вел

дружбу с соучеником Ф. О. Шехтелем, впоследствии знаменитым архитектором и

академиком, выполнившим, между прочим, внутреннюю отделку Московского

Художественного театра; брат Иван готовился в сельские учителя. К нашей семье