Вокруг пальца – 2. Пальцем в небо

Приятная прохлада с запахом моря овеяла нас, пальмы застыли с широкими лапами, как слуги с опахалами, готовые размахивать ими, стрекотали цикады, доносился плеск волн. Хотя, наверное, это был просто фонтан. Над нашими головами расстилалась роскошь тропического неба, а Джек рассказывал мне, потрясённой, обо всём без утайки. Моё открытие было ничтожным по сравнению с его новостями.

– Не могу поверить, что Меделин – твоя мама! – громко прошептала я, моргая.

– Она мне не мать. Мама у меня уже есть, – поджал губы Джек.

Я вздохнула.

– Ты обижен, мой любимый. И я тебя понимаю. Я сама долго жила, ощущая себя круглой сиротой при живых маме и папе. Я обижалась, и было тяжело. А потом я поняла: они такие, какие есть, и лучше жить не умеют. Их не научили. А самим, бывает, научиться трудно. Не у всех получается! Теперь я не обижаюсь на них. Просто люблю. И от этого светло и легко на душе. Мне кажется, это главное.

– Ты умница. Но у меня другое, – покачал головой Джек. – Я чувствую себя тупым. И слепым. И обманутым. Мерзко.

– Хороший мой. – Я провела ладонью по щеке моего корсара, уже колючей и будто бы осунувшейся за эти сутки. – Знаешь, любимый Уиллом Баррелом китайский мудрец говорит: «Человек сам решает, бесконечно мучить себя обидами, или растворить их с пользой». Зачем тебе носить на плечах обиду, если вокруг столько красоты, звёзд, счастья, света? Бери и черпай.

Джек вздохнул:

– Наверное, не стоит носить обиду, малышка. Но пока это только слова. Всё не так просто.

– Ладно, если тебе очень хочется, поноси немного, а потом выбрось, договорились? Мы же собрались быть счастливыми!

– Мудрая моя девочка, – Джек коснулся губами моего лба. – С тобой уже не так хреново.

Он помолчал немного, прислушиваясь к звукам ночи, а потом посмотрел в мои глаза.

– Я тебя люблю! Очень люблю, балерина! Я на всё готов, всё, что хочешь, сделаю. Только прошу тебя, давай поклянёмся друг другу: мы будем жить без недомолвок и секретов, хорошо?

– Хорошо. Уже начинать?

– Давай.

– Начинаю. Мария написала, что встречается с нашим Рафаэлем. У меня страшно чешется живот. Я уже задолбалась лежать. И я терпеть не могу слово «умница».

– Да? А чего молчала?

– Чтоб не обиделся.

– Вот глупышка.

– И я не хочу, чтобы ты добавлял к имени нашего Паблито – Мария.

Джек кивнул, усмехнувшись.

– И ещё я хочу писать, и даже хотела поработать в Нью-Йорк Таймс, Том Лебовски сказал, что у меня хорошо получается, ребята из Каракаса, Николас и Ганнибал, тоже готовы меня поддержать. Но пока не выйдет, и я грущу по этому поводу. Меня прямо распирает – так писать хочется! А компанией в Венесуэле управлять совсем не хочу.

– Опять молчала, чтобы не обидеть?

– Ага.

– Ну… не обидела. Я и сам справлюсь, – улыбнулся он.

– Я очень хочу, чтобы ты не обижался. И знаешь, если вот прям честно говорить, я считаю, что Меделин тебя любит. Как умеет. Подумай, бабушка её прогнала, мать ненавидела. И в семье у них чёрт знает что творится: Джуди считает, что её не любят, сын погиб, муж… очень странный муж. В общем, я буду тихо мечтать, чтобы сегодня или завтра, или года через три, но чтобы твоя обида растворилась. Совсем. Я верю, что это случится. Вот… Твоя очередь.

– Я тебя понял, – задумчиво почесал подбородок Джек. – Сколько всего и сразу. Хорошо. Моя очередь? Записывай. Я не хочу, чтобы ты психовала и кидалась за мной в любой конец света каждый раз, когда не отвечает телефон. Я и сам взрослый, и как оказалось, везучий. Мне нравится, когда ты спокойна и расслаблена, и нравится знать, что ты в порядке.

– Хорошо, не буду. Ещё.

– Мне не нравится, когда ты собираешь волосы на затылке в пучок.

– Упс. Не буду…

– И я понятия не имею, что делать с твоей сисбра.

– Я тоже… Но ведь придумаем что-нибудь? – вздохнула я. – Всё равно от английского Динка пока отмазывается. Видимо, не настал момент. А маму?

– Заберём. Тут комнат вагон.

– Она без Дины не хочет.

– О, ну ладно, подумаем-придумаем, – рассмеялся Джек. – А ты, кстати, пока не можешь работать в Нью-Йорке, это факт. Паблито скоро родится. И поберечься тебе пока надо. Выздороветь. Но почему бы тебе не написать книгу?

– Книгу? – удивилась я. – Ой, а я смогу?!

– Я не знаю такого, миссис Александра Лозанина-Рендальез, чего ты не можешь! А приключений у нас с тобой аж на две хватит.

Я рассмеялась – так мне стало хорошо, а Джек поймал мою смешинку, смахнул с щёк в губы и растворил в нежном поцелуе. До головокружения. На этот раз приятного. Когда Джек распахнул веки, в карих радужках отразился свет звёзд. А, может, что-то внутри него засияло…

– А знаешь, может, ты и права насчёт Меделин, – произнёс он. – Но сразу простить трудно. Я ещё пообижаюсь немного, ладно?

– Пожалуйста-пожалуйста, только не очень долго, а то станешь брюзгливый и сморщенный, а мне такой нравится. Этот лоб, – ласково поцеловала его я. – Эти щёки. Этот нос. Этот подбородок. И губы. И вот эта выемка на шее.

– Ой, щекотно! – захохотал Джек.

И кажется, ему стало совсем легко. Хотелось бы!