Чаще всего такой кризис случался из-за политической ситуации. Точнее из-за неё штаб-квартира, решающая, кому продавать концентрат знаменитой Оле-Олы, начинала крутить носом. Повышала цены на концентрат, завод оказывался ещё в более глубокой попе, часто на грани банкротства, а потом… хм… туда ехал Джек и ставил всё обратно на нормальные рельсы или принуждал к слиянию с более крупным партнёром на территории или закрывал. Ой, – я похолодела, – а сам Джек не замешан в этом?
Ведь так он выкупил контрольный пакет акций нашего завода в Ростове.
Я почесала нос, от сомнений он аж иззуделся. Чизкейк запросился обратно.
Так, спокойствие, только спокойствие! Джек всё равно мой любимый, даже если слегка мошенник… О, Боже! Нет-нет-нет, я этого ещё не знаю. И ему нужна помощь. И потому я с ещё большим рвением нырнула в цифры.
– О, Саша, вы сменили поэзию на финансовые сводки? – послышался знакомый голос.
Оторвавшись от испещрённой цифрами страницы, я увидела мистера Уилла. В очередном вишнёвом пиджаке, джинсах и жёлтых ботинках.
Я моргнула, пьяная от напряжения, и пробормотала:
– А русская братва в девяностых ходила в малиновых пиджаках… У вас нет малинового? И разве уже утро?
– Почему утро, дорогая моя Сандра? – вежливо осведомился старичок.
– Я потеряла счёт времени… Надеялась вас встретить утром. Вы же только завтракаете здесь.
– Сегодня нет. День особенный.
Я промолчала. День и, правда, был из ряда вон. Но мистер Уилл ждал моего вопроса, и пришлось отдать дань вежливости.
– Какая-то знаменательная дата? – спросила я.
– День кончины моей жены.
– Ой, простите… Примите мои соболезнования. – Я привстала. Всегда теряюсь, когда говорят о смерти. – Не могу представить, как это – терять любимых.
– Не извиняйтесь, это было давно, – мистер Уилл присел рядом на стул, ни капли не опечаленный. – Двадцать лет тому назад. Я просто прихожу поужинать с ней и с памятью. До смерти Дэйдры мы не были разведены, но лет десять жили отдельно. Она устала от моих денег и моего имени, но мы оставались друзьями.
– О… – Я не знала, что сказать. Наверное, надо погуглить имя Уильяма Баррела. Если от его имени можно было устать, наверняка оно звучало достаточно громко. Мне стало неловко от собственной неосведомлённости, и я непроизвольно закрыла отчёт.
– Хо-хо, «Софт Дринкс Компани», – заметил старик. – Обожаю Оле-Олу. Особенно с вишнёвым вкусом. Вам нравится?
– Такую я не пробовала, – я присела, смущённая, – расспрашивать о своём было неудобно, и к месту ли? Но разве есть у меня выбор? Больше и спросить не у кого! Я совсем растерялась.
– Вы должны попробовать! – Мистер Уилл подозвал официанта и заказал две бутылочки с вишнёвым напитком, даже в меню не смотрел, уверенный, что она тут есть. – Я, знаете ли, изучил факты и выяснил, что самая меньшая смертность в мире – среди шестилетних детей. Поэтому уже двадцать лет питаюсь, как шестилетний ребёнок. И, как видите, не молод, но вполне здоров!
Я моргнула, опешив, а старик продолжил:
– Так вот американские шестилетние дети больше всего любят вишнёвую колу. Её я и пью. Но, Сандра, вы сегодня не светитесь совсем. Что у вас стряслось?
Я замялась.
– Выкладывайте. Мы ведь с вами уже приятели…
Выдохнув тяжело, я облокотилась о стол и подпёрла щёку рукой, забыв об этикете. Если честно, мои силы уже были на исходе.
– У меня стряслось много чего, – помедлила мгновение я, а потом выпалила на гора: – Совет директоров против нашей с Джеком свадьбы, просто из-за того, что я русская. Это раз. В Венесуэле на нашем заводе забастовка – это два. Джек там забаррикадирован рабочими – это три. С ним нет связи – это четыре. И пять – компания и не пытается ему помочь, а, кажется, наоборот.
Мистер Уилл зацокал по-стариковски языком и покачал головой.
– Плохи дела.
– Очень. Я не знаю, что делать.
Старик помолчал. Официант принёс на подносе Оле-Олу, открыл чинно стеклянные бутылочки и разлил по стаканам с таким видом, будто это было шампанское за тысячу долларов. Мистер Уилл улыбнулся хитро:
– Тогда выходите за меня, Сандра. Я очень, очень богат. Вы найдёте меня не последним в списке Форбс. И мне никто не указ, как вашему Джеку…
Во рту мгновенно пересохло, но в следующую секунду я подскочила.
– Благодарю, это невозможно! Я не хочу вас обидеть, но я люблю Джека!
– А если дело в Венесуэле кончится плохо? Если он не вернётся? Или вернётся разорённым? Лишится работы? Не торопитесь отказывать старику, подумайте. Вы ведь ждёте ребёнка, я давно заметил…
В моих висках затикало. Он хочет купить меня? А как же доверительные беседы? Слова о дружбе? Стихи… Мне стало совсем скверно.
– Нет, – твёрдо сказала я, – речь не о деньгах. Будь у вас хоть миллиард!
– А если он есть? – вкрадчиво произнёс старик. – Никому не завещанный? И может быть вашим? И вашего ребёнка?
Я потянулась за сумкой и с укоризной посмотрела на мистера Уилла:
– Я запросто проживу и на пару сотен долларов в месяц. У меня есть жених. И станет мужем, чёрт меня подери! – гневно сверкнула я глазами. – Даже если для этого мне придётся возглавить переворот в долбанной Венесуэле! Прощайте! Я думала о вас иначе…