Вокруг пальца

Последние слова викинга звучали как-то замедленно и низко, словно кто-то прикрутил скорость звука. А моё сердце, наоборот, билось, как сумасшедшее. Рвалось на части. На спине проступил холодный пот. Перед глазами стоял образ смеющегося, нежного, такого разного и непостижимого Джека. Я люблю его… Я люблю мою страну… Я всех люблю…

— …предательство… — донеслось басистое предупреждение викинга, — …карается…

Предательство — повторил мой останавливающийся ум.

Я люблю Джека, я люблю мою страну, я… не смогу… — крутилось в моей голове в режиме повтора. И почему-то Ковров, и стол, и непонятно откуда взявшийся официант, и бревенчатая крыша террасы закружились сильно-сильно, растворились в тёмном тумане и кажется… я куда-то полетела. Что-то стукнуло. Голова заболела.

Издалека, словно из пещеры, доносился бас чудовища — Коврова.

— Саша, не стоит, ваши артистические данные я уже оценил… Чёрт, хватит, вставайте, Саша…

И чей-то ответ:

— Игорь Владимирович, она правда без сознания… Нужен врач… Пощупайте пульс…

И всё стало совсем темно и пусто. Реальность просто выключилась.

* * *

Водой побрызгали, по щекам похлопали, поорали что-то басом. Вроде кто-то даже давление мерил. Потом в нос ткнули вонючую гадость, и перед глазами появилось изображение. Мутное, как с перепоя. Белая салфетка обмахивала моё лицо, будто парусник. Лица Коврова и официанта кривились, искажённые, как в комнате смеха, а от запаха невесть откуда взявшихся чесночных колбасок меня откровенно тошнило. Вот же фу…

И вдруг я вспомнила: Джек! Шпион… обманщик… Хлопнула ресницами и снова поплыла. Опять в нос сунули гадость. Потом запихнули в машину. Она, кажется, поехала. Всё кружилось перед глазами неимоверно. Машина остановилась. Меня снова похлопали по щекам. Я выругалась вяло, по-джековски, опять обмякла нелепо на кресло. Игорь сказал что-то похожее на:

— Чёрт, всё-таки гены… — Похлопал меня по плечу, успокаивая. — Ладно-ладно, потом поговорим. Всё хорошо, слышишь? Эй, Саша! Лозанина! Домой! Мы идём домой.

Мне было лень откликаться. И ноги переставлять. Ещё эти шпильки, кто их придумал?!

Игорь, отчего-то устав меня вести, взвалил на плечо и понёс. Чуть не споткнулся, из-под его ног с мяуканьем выскочила бурая кошка. Потом перед моими глазами пронеслись стены, бетонный пол и неприличные слова, красочными наскальными росписями на первом этаже напоминавшие, кто дурак, кто распущенная женщина и прочие тайны из личной жизни соседей. Все всё знают! И как-то живут…

Я сказала Игорю, что пойду сама, но меня передали в чьи-то руки, и я снова отключилась. Краем уха услышала какую-то медвежью возню и рычание. Медведи? Собаки? Разве собаки матерятся?…

* * *

Когда я проснулась, я лежала на собственной кровати в своей комнате, зачем-то укрытая по самый подбородок одеялом. Жарко. Шторы задвинуты. Красивые у меня шторы: зелёные с золотыми лилиями, из тяжёлого атласа. А обои, конечно, дрянь…

— Сандра, — взволнованно пробасили рядом.

Я перевела взгляд, в фокусе появился Джек. Почти с таким же лицом он собак тетёшкал за складами, только теперь оно было ещё и жалостливое. Надо же… В тумане за его спиной маячила мама, Таня и Дина с дурацким ободком на баклажанных волосах.

— Сандра, — повторил Джек, склонившись надо мной.

Я вспомнила всё, что предшествовало моему обмороку, слёзы подкатились к глазам, и я буркнула по-русски:

— Уйди! — и отвернувшись к стене, пробормотала: — Всё равно люблю тебя, чтоб ты провалился…

— Что она сказала?! — воскликнул Джек, оборачиваясь.

Таня перевела.

— Я не уйду, — нагло заявил Джек и осмелился тронуть меня за плечо. — Сандра, ты приходи в себя. Поспи ещё. А я тут подожду, когда тебе станет лучше.

— Что он сказал? — спросила Дина.

Таня снова перевела. Мама предложила всем чаю.

Боже, — я закрыла руками лицо, — ещё б инопланетяне к нам пожаловали, и тогда можно чай пить счастливой, дружной семьёй…

Судя по шарканью и скрипу двери, мама вышла. Повисла пауза. Я спиной чувствовала, что все смотрят на меня. А так хотелось остаться одной, нареветься в подушку, нажалеть себя… И, главное, чтобы этого гада-обманщика, работающего против мой страны и вечно красивого, как бог, не было тут! Ненавижу! Ненавижу!

Увы, судя по тишине, никто не собирался расходиться. Да здравствует цирк! Злость пересилила слабость. Я резко села и, не обращая внимания на дикий «вертолёт», заорала на Джека:

— Get the fuck outta here! I mean it! You, fucking jerk and lier![18]

Он выпучил глаза и стоял, как пень. Я кинула в него подушкой. Он поймал, опешивший. Дина пробурчала:

— Нечего сестру нервировать, Тань, скажи этому хрену, чтоб валил.

Таня слегка растерялась, а Дина нет. Поджала губы, уткнула руки в боки и гаркнула на моего властного босса:

— Fuck you! Это и дурак у нас знает. Не понятно? И конфеты свои забирай! Мне сестра дороже твоих подачек.

Таня, как самая разумная среди нас, проговорила примирительно Джеку по-английски и аккуратно взяла под локоть:

— Будьте любезны, Джек, давайте выйдем, дадим Саше отдохнуть. У неё стресс. После обморока такое бывает.