По возвращении Дюма склеивал газетные куски и выпускал книги (конечно, лишь под своим именем). Бледный «негр» Маке, работавший на смуглого квартерона Дюма, стал одним из самых плодовитых литературных «негров» XIX столетия. Антрепренерские заслуги Дюма-отца были высоко оценены его потомками. Недавно гроб великого организатора «негритянских» литературных работ был извлечен из могилы на провинциальном кладбище и с большой помпой перенесен в Пантеон (где пока не нашлось места ни для Бальзака, ни для Флобера, ни для Мопассана). И дело не только в том, что перенос этот был привычным предвыборным мероприятием (нынешний президент уже опробовал его эффективность переносом в Пантеон гроба деголлевского министра, бывшего большевика и литератора-уголовника А. Мальро), но и в том, что традиции Дюма-отца процветают в сегодняшнем французском литбизнесе. Здешние знаменитости (министры, дикторы телевидения, политиканы) без зазрения совести ставят свои имена на творениях «негров». В США их называют теперь ghost writers, профессия не более пыльная, чем другие, а здесь с недавнего времени стали чинно называть этих бедолаг «документалистами». Новое название понадобилось жуликоватым «авторам» и «соавторам» в связи с учащением дел о плагиате. Их появление вполне объяснимо. Не станет же современный литературный подельщик за скромную сумму нынешнего гонорара полжизни корпеть в архиве. Вот списать у кого-нибудь и скомпилировать за месяц-два – это еще куда ни шло. А ведь напыщенные министры какой-нибудь там «культуры» хотят украсить своим гордым, мелькающим в прессе именем какую-нибудь толстенную монографию. Не будем сочувствовать их бедам, дрязгам и судебным процессам (они выбираются из них такими же незапятнанными, как выбирался некогда из своих позорных процессов великий отец этого бизнеса А. Дюма-отец). И все же, проезжая мимо старинного замка в деревушке Сент-Мем, не забудем отдать дань памяти безвестному автору известных исторических детективов XIX века, столь любимых и доныне широкой публикой, – Огюсту Маке. Мир праху твоему, безвестный ты наш мушкетер д’Артаньян-Огюст, граф Маке, виконт Монте-Крист Бражелонович из замка Сент-Мем.
Самые неутомимые из моих попутчиков продолжат, вероятно, и после Дурдана свое путешествие по долине Ремара, на берегу которого лежит (к северо-западу от Дурдана, рукой подать – по 836-й департаментской дороге) старинный городок Сент-Арну-ан-Ивлин, который в XVI веке по разрешению короля Франциска I был окружен стенами. В городке сохранилось много красивых домов и очень старая церковь Святого Николая, отстроенная после пожара в 1104 году (но, конечно, пережившая немало перестроек и с той неблизкой поры). Подземелье церкви, сохранившее старинную стенопись, относят и вовсе к 949 году.
В городке есть интересный музей народного быта и сельского хозяйства, разместившийся в Новой мельнице, но еще большей популярностью, чем эта Новая мельница, пользуется среди пришлых знатоков французской поэзии и светской жизни Французской компартии другая мельница – мельница Вильнёв, что лежит на 10-й дороге по пути из Дурдана в Сент-Арну-ан-Ивлин. Мельница эта известна также как мельница Луи Арагона и Эльзы Триоле, и всякий, кому дороги воспоминания о послевоенном коммунистическом «красном шике» и о «красных икроедах», как их иногда называют во Франции, непременно посетит эту мельницу, где восторженный гид сообщит ему, что имение (уже не «мельница», а имение) было куплено на имя Эльзы Триоле, ибо она как иностранка должна же была (как объяснял ее муж) иметь хоть уголочек Франции, чтоб поставить ножку. Прежде чем экскурсант успеет прослезиться при этом ханжеском сообщении, уточним, что это не мельница и не «уголок», а старинное средневековое поместье, которое до Французской революции принадлежало принцу Роан-Рошфору, что огромный здешний парк в излучине Ремара, купленный цековской парой, раскинулся более чем на пять гектаров. Имение было куплено в 1951 году, когда дела у супругов-коммунистов шли особенно хорошо: у них был счет в советском банке на бульваре Осман, и товарищ Сталин еще надеялся получить от них в подарок всю Францию. Но Сталин умер, так и не завершив завоевание Европы, а в 1970 году умерла Эльза, и Арагон, оставшись без ее строгого надзора («глаза Эльзы» – «око Москвы»), вернулся к своему рассеянному гомосексуальному образу жизни, а после его смерти имение перешло (как и было завещано) государству. Любой путеводитель убежденно сообщит вам, что, задумчиво бродя по дорожке вдоль реки Ремар, француз с неизбежной ностальгией вспоминает о жизни замечательной пары. Что ж, вспомним и мы. Есть о чем вспомнить. Начнем с хозяйки имения…