Вокруг Петербурга

Таким образом, есть многослойные резиденции: особенно широк по обхвату Петергоф, затем – Царское Село и, наконец, Гатчина. Есть резиденции менее широкого обхвата, на зато представляющие с изумительной целостностью более краткий промежуток времени: Павловск (от конца семидесятых годов XVIII века до сороковых XIX). Таким образом, эти резиденции дают полную картину развития стилей почти за 200 лет.

Стиль есть мироощущение во времени.

Самое понятие «стиля» может быть дано чисто отвлечённо (как это обыкновенно и делается), то есть может быть дано определение основных качеств известного круга памятников определённой эпохи, например: для «барокко» – живописность, слитность масс, экстравагантность, неожиданность эффектов, динамичность фигур в живописных и скульптурных композициях и т. д.; для «классицизма» – спокойствие, уравновешенность, ясное членение, общая конструктивность и немногословность в выражении мысли, выделение центра и замкнутость в живописных композициях, общая скульптурность впечатления и т. п.

Могут быть даны и присущие каждому «стилю» тематические признаки, например, для «барокко» – разорванные посредине фронтоны, широкие сильно закрученные волюты (завитки), сильно раскрепованные, словно гофрированные карнизы и пилястры, картуши (свитки) со словно разорванными и закрученными краями, парные, тройные или четверные колонны на одном цоколе (основании) и т. д.; для «рококо» – гирлянды из роз, раковины, амуры, скульптурные облака и прочее; для «классицизма» – колонны чистых античных образцов (ордеров) – дорического, ионического, коринфского и тосканского, – лавровые венки, тирсы, меандры, – вообще все элементы античной (греческой и римской) архитектуры и обихода (щиты, шлемы, тоги, панцири, вооружение, утварь и т. д).

Но дело совсем не в этом. Как первые характеристики расплывчаты, недостаточно определены и могут быть приложимы к разным историческим стилям, так и вторые, то есть «признаки», ещё не образуют самого «стиля». Всё дело в пропорциях, в самой системе стиля и в том ощущении, с которым воспринимается тот или иной памятник и с которым он создаётся. Тут-то мы наталкиваемся на одну сложнейшую и труднейшую проблему. Иногда «барочное» здание может производить чисто «классическое» впечатление по своей строгости, в то же время классика может быть пышна, богата и являться своего рода «барокко классицизма».

Стили не отделены один от другого непроходимыми гранями. Между основными стилями есть ряд переходов и оттенков. Разные стили могут сосуществовать во времени. И всё же в каждое время господствует определённый стиль, нечто преобладающее в мировосприятии. И этот стиль – не мода, создающая то или иное увлечение, а скорее то или иное общее, почти физическое ощущение, которое является основой стиля и создаёт моду. Вещь на первый взгляд не так легко объяснимая: почему в одну эпоху предпочитают вытянутые вверх пропорции, обилие украшений, беспокойную орнаментацию барокко, рококо, а в другую, наоборот, спокойное членение, почти гладкие стены? Мастер ли создаёт стиль или сам создаётся общим движением стиля? Трудные и сложные вопросы, требующие специального исследования.

Одно только отметить и подчеркнуть: даже очень большие и принципиальные мастера, строя в своей молодости в одном стиле, в зрелые годы продолжали в ином стиле и заканчивали, подчиняясь духу времени – в третьем. Даже такой классик, как В.П. Стасов, выстроивший в Царском Селе совершенно классические оранжереи, ворота «Любезным моим сослуживцам» и отделавший в Царскосельском Большом дворце в двадцатых годах в духе чистой классики комнаты Александра I, Марии Фёдоровны (жены Павла I) и Елизаветы Алексеевны (жены Александра I), – в 1843 году, на старости лет, строит церковную лестницу в духе позднего «рококо», совершенно не похожую на его прежние произведения. Последователь раннего классицизма Чарльз Камерон создаёт по заказу постройки в ложно-китайском стиле (Китайская деревня Царского Села), которым увлекаются, как экзотикой, в XVIII веке. Эти недоконченные мастером постройки тот же Стасов заканчивает в 1818 году в классическом духе и не боится поставить восьмиугольный классический «храм» посередине всей этой «китайщины». В одном случае он подчиняется стилю рядом находящихся созданий Растрелли («рококо»), в другом – нарушает общий характер ансамбля (совместности), проводя излюбленную классику, господствующую в это время. Даже неповоротливый, упрямый Гваренги пробует себя в стилях ложно-турецком (Турецкий киоск в «Собственном садике» Царского Села) и ложно-китайском (Большой каприз, там же); но человек, всю жизнь говоривший языком классики, может говорить «по-турецки» и «по-китайски» только с сильнейшим акцентом классицизма.

«Стилизация» всегда идёт в ущерб настоящему, коренному, органическому стилю. И это особенно сказалось на мастерах, работавших с сороковых годом XIX века – А. Штакеншнейдере, Н. Бенуа, И. Монигетти др., хотя, как мы видим, даже и крупные мастера, создатели стиля, подчинялись изменяющимся вкусам времени.