Вокруг Петербурга

В конце семидесятых годов XVIII века начинают работу два великих архитектора: шотландец Чарльз Камерон и итальянец Дж. Гваренги, и с этого же времени (в Петербурге несколько раньше – с семидесятых годов) начинается то могучее движение «классицизма», которое овладевает русской архитектурой больше чем на целое полустолетие.

Работы Камерона: Холодная баня, Висячий сад с «Камероновой» галереей, пологим спуском, собственные комнаты Екатерины и Царскосельском дворце, собор в Софии около Царского Села (ныне предместье Детского); Дворец, Павильон трёх граций. «Храм дружбы», Колоннада Аполлона и другие постройки в Павловске. Работы Гваренги: Александровский дворец, лицей, где воспитывался впоследствии Пушкин (возобновлён Стасовым в 1811 году), два концертных зала – один на острове, законченный Стасовым, другой – в Собственном садике, кухня там же, церковь на Казанском кладбище, – всё это в Детском Селе; церкви Кузьмина и Пулкова, Английский дворец в Петергофе, отделка нижнего этажа во дворце в Павловске и др.

Классическим традициям следуют Винченцо Бренна (флигеля Павловского дворца, отделка верхнего его этажа и тронный зал, внутренняя отделка Гатчинского дворца), В.И. Стасов, А.Н. Воронихин, Тома де Томон и, наконец, последний из этой блестящей плеяды, ученик и помощник Бренны, Карл Росси. К ним присоединяется ещё ряд талантливых мастеров менее самостоятельного значения, как Смарагд Шустов, Доменико Адамини, помощники Стасова – Гесте и Горностаев и др.

С двадцатых годов XIX века намечается новый поворот к ложной готике (работы Адама Менеласа: Белая башня, Арсенал, Шапель – в Царском Селе, Коттедж – в Петергофе), продолжающийся и в последующее время и идущий параллельно с отмиранием классических традиций (церковь Александры в Александрии по проекту Шинкеля, готические дома Шарлеманя, Конюшни, Вокзал Н.Л. Бенуа в Петергофе, там же ряд частных домов и построек, готическая галерея Гатчинского дворца А. Брюллова).

В эту же эпоху, то есть со времени Николая I начинается то смешение стилей, то стремление подражать самым различным образцам, которое приводит к ужасающей бессильности и упадку вкуса конца века (время Александра II и Александра III). Один и тот же мастер умеет строить в самых разнообразных стилях, подчиняясь вкусам заказчика, но почти не имеет своего собственного. Наиболее типичным и талантливым «закройщиком» на все вкусы такого рода является излюбленный архитектор Николая I – А.И. Штакеншнейдер. Он возводит постройки в самых разнообразных стилях: то классическом (Бельведер на Бибигоне), то ложно-русском (сельский Никольский домик, приказный дом и церковь царицы Александры на Бибигоне), то римско-помпеянском, то есть подражающем характеру римских домов, уяснённому тогда на раскопках в Помпее (Павильон на Царицыном острове и павильон «Озерки», заключающий одновременно элементы итальянской виллы нового времени), то полуренессансном, полу-«рококо» (Собственная дача около Петергофа). К этому же эклектизму примыкают Н.Л. Бенуа, А.И. Брюллов. Многое у них хорошо выполнено и не лишено импозантности (конюшни Бенуа, фрейлинский дом его же), держится ещё старое архитектурное ощущение целого, но постепенно это «учёное» рационалистическое творчество мельчает, становится сухим, мёртвым, гаснет фантазия, размах, оно лишается органичности и убеждённости (таков ученик А. Брюллова – И.А. Монигетти). К концу века воцаряется такая неразбериха, что появляется попытка «выдумать» совершенно новый стиль, и появляется «стиль модерн», или «декаданс» (упадок), с его причудливо изогнутыми линиями и совершенно произвольно взятыми соотношениями. В окрестностях столицы этот стиль, окончательно опошленный в фойе кинематографов и «шикарных» гостиниц, выпукло представлен в личных апартаментах последней царской четы Александровского дворца в Детском Селе (работы Мельцера) и отчасти в Нижнем дворце – в петергофской Александрии.

Наконец, стремление вспять – к истокам старо-московского самодержавия – власти, судорожно цеплявшейся за старо-русские традиции, в связи с открытиями и более детальным изучением старо-русского художественного прошлого и увлечением древне-русской иконописью и монументальной живописью, – привело к созданию любопытного ансамбля древне-русских стилизаций (Московской, Новгородской, Псковской) – Федоровского Городка и собора, работы в которых продолжались вплоть до самой революции и не были закончены.

Особую страницу в художественной истории представляет парковое искусство в окрестностях больших городов. Именно здесь были условия для развития этого нового в России искусства, так как в городской черте паркам негде было раскинуться, а те, которые создавались, гибли потом, разрушаемые и подавляемые стихийным ростом города (Летний сад, парки и сады вельможных дворцов Шереметева, К. Разумовского, М. Воронцова, Юсупова и др., отчасти Таврический сад и т. д.).