Вокруг Солнца

– Сорок восемь часов! – воскликнул наконец он, подводя последний итог. – Через сорок восемь часов мы будем в сфере притяжения Мер курия! Слышите?

Звучный храп был ответом Сломке: оказалось, что Фаренгейт, предоставив своим спутникам ломать голову над научными вопросами, сам предался своему любимому занятию во время путешествия – сну. Его пример не замедлил оказать магическое действие и на Гонтрана, который, закрыв лицо творением своего знаменитого однофамильца, на самом деле исправнейшим образом спал. Бодрствовал один профессор, но он был слишком занят своими наблюдениями, чтобы беседовать с инженером. Сломка не нашел ничего лучшего, как последовать увлекательному примеру своего друга и американца и тоже завалился спать.

* * *

Назначенные инженером сорок восемь часов еще далеко не истекли, как вдруг пассажиры летательного аппарата были испуганы криком Фаренгейта:

– Остановились!

Старый ученый, Сломка и Фламмарион вскочили со своих мест и поспешно подбежали к американцу, который стоял, неподвижно уставившись на циферблат рапидиметра.

– Как остановились? – в один голос спроси ли они.

Фаренгейт молча показал рукой на стрелку прибора, стоявшую на нуле.

Несколько секунд все были охвачены словно столбняком и не могли проговорить ни слова.

– Нет ли ошибки в показаниях твоего рапидиметра? – проговорил, наконец, Гонтран, обращаясь приятелю.

– Навряд ли. Впрочем, это очень легко проверить, – отвечал тот.

С этими словами инженер поспешно надел на себя скафандр и, подняв опускную дверь, которая вела внутрь аппарата, спустился по лестнице. Первое, что он увидел – была полная неподвижность центральной оси аппарата.

Сомнений больше не было: летательная машина, очевидно, не действовала.

Сломка хотел уже возвратиться с этим известием в каюту, но желание узнать причину загадочной остановки заставило его спуститься ниже, к самому нижнему отверстию шара. Добравшись до него, инженер осторожно заглянул в черневшую бездну межпланетного пространства и едва устоял на ногах от неожиданности. Венеры, живительные лучи с которой приводили в движение аппарат, не было видно. Планета куда-то исчезла.

Сломка опрометью бросился назад и, поспешно сняв скафандр, сообщил результаты своих наблюдений.

Он был встречен тяжелым молчанием. Каждый из путешественников думал, какая участь ждет его, быть может, через несколько десятков часов.

– Очевидно, случилось то, что я и раньше предвидел и чего более всего боялся, – прервал молчание Михаил Васильевич. – Поверхность Венеры закрыли облака, и они не дают лучам света доходить до нашего аппарата.

– Что же будет далее? – боязливо спросил Гонтран.

– Конечно, мы станем падать.

– Куда? На поверхность Меркурия?

– К сожалению, нет. Мы еще не достигли границ его притяжения, и потому должны упасть обратно на Венеру, – проговорил профессор. – Вероятно, мы даже начали уже падать, в чем убедиться очень легко. Сломка, измерьте, пожалуйста, видимый диаметр Солнца.

Инженер взял подзорную трубу Михаила Васильевича, вставил внутрь ее прибор для измерения видимого диаметра светил, состоявший из рамки с двумя подвижными нитями, и, приставив глаз к окуляру, принялся вращать микрометрический винт.

– Ну? – нетерпеливо спросил его старик.

– Шестьдесят пять минут, – отвечал Сломка.

– Хорошо, теперь оставьте трубу, а через четверть часа вновь произведите измерение.

Эти пятнадцать минут показались им пятнадцатью годами. Наконец они прошли, и Сломка снова взял подзорную трубу.

– Поторопитесь, пожалуйста, – понукал его профессор. – Ну, что? Насколько уменьшился диаметр?

Не говоря в ответ ни слова, инженер молча отступил от трубы с видом величайшего удивления.

– Да говорите же! – закричал старик, хватая его за руку.

– Диаметр.

– Ну?

– …не уменьшается, а напротив, увеличивается.

– Не может быть, вздор!

– Взгляните сами!

Старый астроном, весь дрожа от волнения, приставил глаз к окуляру и через минуту в свою очередь, отступил, в изумлении восклицая:

– Чудесно! Сверхъестественно! Непонятно! Диск Солнца действительно увеличился на двадцать восемь секунд.

– Значит… – начал Гонтран.

– Значит, мы не удаляемся от Солнца, а приближаемся к нему.

– И, стало быть, мы падаем не на Венеру, а на Меркурий?

Михаил Васильевич с ужасом схватился руками за голову и опустился на диван.

– Что такое? Что с вами? – воскликнули обеспокоенные спутники ученого.

– Ах, это ужасно, ужасно! – глухо прошептал вместо ответа профессор. – Мы падаем не на Меркурий, а на Солнце, и погибнем в его раскаленных безднах.

Фаренгейт с яростным проклятием вскочил со своего места и, словно раненый тигр, стал метаться по каюте. Гонтран, почти лишившись сознания, упал в кресло, невнятно шепча имя своей невесты. Что касается Сломки, то он и тут не изменил своему характеру: вытащив из бокового кармана свою неразлучную спутницу, записную книжку, он лихорадочно принялся испещрять цифрами и алгебраическими знаками ее страницы.