Вокруг Света 1993 №04

Есть люди, которые, занимаясь народами Юго-Восточной Азии, ломаются на соусе из перебродившей рыбы: вьетнамском ныок-маме или бирманском нгапи. Запах его столь, мягко говоря, своеобразен, что известен случай, когда скромного студента-бирманца, везшего с собой банку нгапи в чемодане, высадили в Европе из вагона. По отношению к вьетнамскому ныок-маму европейцы делятся на две примерно равные части: одни, нюхнув его, бледнеют после этого при одном его упоминании, другие же находят в нем вкус, добавляют в бульон и мясо и даже — вьетнамцы до этого за несколько тысяч лет не додумались!— потребляют как безотказное средство от похмелья. Последний способ употребления разработан одним из наших военных советников. Настоящие исследователи — все! — относятся ко второй части. С гордостью замечу, что тут я ученый истинный.

Мы с Суреном кончили тяжелый трудовой день и имели право отдохнуть и расслабиться.

На площади он свистнул такси.

— Слушай, я тебе обещал в хорошее место сводить. Как ты насчет замечательной одной кебабной?

Лев Минц, кандидат исторических наук

Зови меня просто Мано

…Наконец-то хоть один шофер тормознул, отреагировав на мою поднятую руку. Битых два часа я стоял на этой курве (не пугайтесь: «курва» у мексиканцев означает всего-навсего «крутой поворот») в надежде, что кто-то подбросит меня до ближайшей мастерской. Надо же случиться такому: полетели один за другим два баллона.

— Не лезь на гауйяво, парень,— успокаивал меня, несомненно, добрый водитель. На его языке это означало: не возбуждайся, все будет в порядке.

— Спасибо, сеньор Санчес,—сказал я. Его фамилию я прочитал на ветровом стекле машины. Многие владельцы транспортных средств, особенно деревенские, полагаю, из гордости, метят таким образом свою собственность. Во всяком случае, на развалюху или, как говорят в Мексике, «каркачу», моего спасителя вряд ли кто польстился бы. В столице, к примеру, он должен был бы еще заплатить приличную сумму за то, чтобы ее отправили на автомобильное кладбище.

Но сейчас я был несказанно рад и этой «антилопе-гну», а еще более ее хозяину.

— Только не зови меня сеньором.

Для друзей я просто Мано.

— Маноло?

— Да нет — Эрмано. А вообще-то я Хуан Пабло Альфредо Максимилиано... а дальше ты и не запомнишь.

«Эрмано» — это «брат». Сокращенно — «мано». Ну, вот мы и побратались. У мексиканцев это просто. А в дороге — еще проще. Теперь настал черед поближе познакомиться с Мано. Как и подавляющее большинство его соотечественников, он невелик ростом и смугл. И нос у него, как у того орла, что, по легенде, указал его предкам на пристанище, охраняемое Богом. И волосы — черные, гладкие и блестящие. Они никогда не покинут его голову.

— Мано, ты женат?

— Естественно.

— А сколько детей?

— Это смотря в какой колонии.

Бравый ответ. Но пусть он вам не покажется слишком заносчивым. Во-первых, это всего лишь прибаутка. Во-вторых, она часто бывает недалека от жизни. Я к тому времени уже усвоил, что мексиканские семьи в среднем насчитывают 5 — 8 детей. Но этого мало: иные умудряются иметь так называемые «касас чикас», то есть «маленькие дома» — как мы говорим, на стороне. И в них, представьте, может быть не меньше детей, чем в большом доме.

Традиция иметь большое число детей от одной или нескольких женщин — эхо старинных времен. Тогда индейские племена не дружили, а воевали друг с другом. Мужчины, таким образом, занимались сокращением населения, но не только. К новорожденным относились как к божьему благословению. Материнство считалось вкладом в победу. По сохранившимся рисункам можно судить, что женщин, погибавших при родах, хоронили с воинскими почестями.

Многоженство не считалось предосудительным. Не осуждается оно и сегодня. Жены как-то смиряются с тем, что их мужья «заводят шашни». Обратившись в суд, можешь лишиться кормильца, а какой многодетной семье это нужно. И потому многие женщины смотрят сквозь пальцы на проделки мужей.

— Значит, ты — мачо?!

— Си, сеньор. Верно!

Мачо — это, простите, самец. Грубовато, не правда ли? Но редкий мексиканец схватится за пистолет, если его назовут «мачо». Любопытно и другое. Отца, сеньора в малом доме чтут не менее, чем в основной семье, хотя видят и ощущают его присутствие значительно меньше. И общество не относится к таким семьям как отверженным. Пожалуй, они лишь не участвуют вместе со своим главой, хозяином, в празднествах, носящих официальный характер, хотя и в этих случаях не обходится без подарков. Так бывает, скажем, на День матери — 10 мая, на День отца — 19 июня. У детей же, может, оттого, что их все любят, в году два больших праздника — День королей-магов — 6 января и День ребенка — 30 апреля.

— А вот и твой дом,— прервал мои мысли Санчес. Это выражение было мне хорошо знакомо. Мексиканцы всегда говорят: «Ваш дом», «Ждем вас в вашем доме». Таков один из законов их гостеприимства.