Вокруг света на «Полонезе»

Бросаю взгляд на эхолот, лаг, проверяю скорость, потом смотрю на карту. Но разве хоть один прибор скажет мне, каковы сила и направление течения? «Полонез» идет со средней скоростью шесть узлов, но в этом кошмарном тумане кажется, что он мчится словно курьерский поезд, въезжающий в туннель, выход из которого завален лавиной.

Я не выдерживаю напряжения и делаю поворот на другой галс. А уже через полчаса жалею о потерянных милях и начинаю рассуждать сам с собой:

— Ты, что, боишься?

— Боюсь.

— Но ведь сейчас, с западной стороны острова, ты в безопасности.

— Здесь же мели!

— Нужно следить за эхолотом.

— А течения? Радиоизмерения не очень-то точны в таком трудном плавании.

— Кто тут смеет говорить о трудном плавании? Сам идет обратным курсом, удирая от опасности, теряет хорошее место в гонке и заодно чувство собственного достоинства! А ну, поворачивай на прежний курс, по крайней мере на полчаса твои страхи исчезнут…

Вел я этот «разговор» громко или про себя, мне сейчас не вспомнить, но поворот я сделал и через полчаса «начал бояться».

Почти перед самым рассветом радиосигналы, направленные на остров, стали очень быстро меняться, словно сильное течение, до сих пор благоприятствовавшее мне, повернуло вспять и несло меня к радиомаяку. Через час я включил курсовую сирену на тот случай, если «Полонез» пожелает самостоятельно завернуть на «кладбище кораблей», и завалился на койку с намерением поспать несколько часов непробудным сном. Мои воспаленные глаза слипались. Когда я встал, над туманом светило солнце.

Переживания в заливе Мэн

Я вспотел от усилий и весь промок от брызг, пока заменял один большой парус — геную — другим большим парусом, только иной формы, — кливером. И уже закончив эту операцию, увидел на задней шкаторине перетертый шов, сквозь который просвечивала небольшая дырка. Ради собственного спокойствия я мог бы «не заметить» ее или уговорить себя просто не обращать на нее внимания. Такая маленькая дырочка ведь никому не мешала, и парус работал с ней ничуть не хуже. Однако по прошлому опыту я знал, что, если не снять парус тотчас же, через несколько минут или полчаса он распорется по всему шву. И тогда придется потратить на шитье не десять минут, а несколько часов. Я повторил всю операцию с парусами с начала.

Мне казалось, что встречный ветер преследовал меня с первых миль плавания. Но дня два назад он несколько ослабел и подул в обратную сторону. Я сменил весь комплект парусов. Потом снова подул встречный ветер, и снова я сменил паруса. И так целый день: ветер менял направление, а я паруса, курс и настройку подруливающего устройства. Временами, когда я особенно спешил, вся палуба покрывалась белой тканью. За сутки я менял паруса 25 раз! Если средняя поверхность одного паруса 30 квадратных метров, то легко подсчитать, сколько парусины прошло через мои руки.

Смертельно устав, я решил прекратить дальнейшие попытки подладиться под ветер, который, разумеется, сразу же стал сильным и ровным, хотя и дул в нежелательном направлении. В брызгах соленой воды я опять сменил один кливер на другой, нисколько не обижаясь на судьбу…

Парусность чуть больше, чем нужно. С большим креном, рассекая бортом воду, яхта летела вперед по крутым высоким волнам. Штили мне надоели. В облаке пены и брызг «Полонез» словно плясал у банки Самбро, окутанной туманом.

Отсюда я должен взять курс на банку Джорджес, но именно с той стороны дул ветер. Можно свернуть на 60° влево или на 50° вправо. В первом случае я попадаю во встречный Гольфстрим, во втором выхожу к мысу Сейбл — южной оконечности Новой Шотландии, где, однако, течение попутное. Сознательно выбираю второй вариант, со всеми навигационными трудностями: айсбергами, туманами, встречами с мысом Рейс, с островом и мысом Сейбл, с мелями банки Джорджес…

«Полонез» как-то странно скачет на разбушевавшемся море, и я вынужден крепко держаться, чтобы меня не швыряло из угла в угол. Под прозрачным куполом, из которого я наблюдаю за морем, с обоих бортов есть ручки. Я вишу на них, словно распятый, и смотрю, когда повалятся мачты от тяжести парусов. Но пока все нормально, и я ложусь вздремнуть.

Поспать удалось всего несколько минут. Неожиданный соленый душ драившая палубу вода попала в вентиляционное отверстие — потребовал от меня очередного вмешательства. Я сменил кливер № 1 на кливер № 2 с меньшей поверхностью. «Полонез» слегка выпрямился, но скорости не снизил. Я вернулся на свое место — к штурманскому столу под куполом.

Проходил час за часом, а ветер все не менял направления. В моем приемнике попискивали радиомаяки Новой Шотландии, где-то в тумане щерил скалистые зубы мыс Сейбл. Я прослушал речь Мак-Говерна, удивляясь тому, что собрание демократов напоминает восточный базар, куда ворвалась ватага поющих подростков…