Вокруг света в 80 дней

В восемь часов в вагон вошел проводник и объявил пассажирам, что наступило время ложиться спать. Вагон был спальный, и через несколько минут он превратился в дортуар. Спинки кресел откидывались с помощью остроумных приспособлений. Появились прекрасно набитые тюфяки, и в несколько секунд возникли кабинки, где каждый пассажир имел в своем распоряжении удобную постель, защищенную плотной занавеской от нескромных взглядов. Простыни были белоснежные, подушки мягкие. Оставалось только ложиться спать, что все и сделали, чувствуя себя словно в каюте комфортабельного парохода, а не в поезде, который на всех парах несся по штату Калифорния.

Местность, простирающаяся между Сан-Франциско и Сакраменто, представляет по преимуществу равнину. Эта часть железнодорожного пути носит название Центральной Тихоокеанской дороги; она начинается от Сакраменто и направляется на восток, где пересекается с линией, идущей от Омахи. От Сан-Франциско до столицы Калифорнии дорога идет на северо-восток, вдоль реки, впадающей в залив Сан-Пабло. Расстояние в сто двадцать миль между этими значительными городами было покрыто к полуночи. Пассажиры спали еще первым крепким сном, когда поезд прошел Сакраменто. Таким образом, им ничего не удалось увидеть в этом значительном городе, столице штата Калифорния. Не увидели они ни прекрасных набережных, ни широких улиц, ни великолепных отелей, церквей и площадей.

Покинув Сакраменто, поезд врезался в горное ущелье Сиерра-Невады. Было семь часов утра, когда он прошел станцию Сиско. Час спустя спальня снова превратилась в обыкновенный вагон, и путешественники могли любоваться из окон прекрасной панорамой этой гористой страны. Железнодорожный путь, подчиняясь капризам Сиерры, то полз по склону гор, то как бы повисал над пропастью, избегая крутых поворотов, наконец спускался и попадал в глубокие и узкие ущелья, откуда, казалось, не было никакого выхода.

Паровоз с высеребренным колоколом, большим фонарем, бросавшим по сторонам желтоватый свет, «коровоуловителем»[88], торчавшим впереди, как шпора, сверкал, словно драгоценное украшение; его свистки смешивались с воем водопадов, а столбы дыма вились среди ветвей сосен.

На пути почти не попадалось ни мостов, ни туннелей. Линия шла вдоль склонов гор, не придерживаясь во что бы то ни стало кратчайшего пути и не вступая в борьбу с природой.

К девяти часам, через долину Карсон, поезд выехал в пределы штата Невада, следуя все время в северо-восточном направлении. В полдень он отошел от Рено, где была двадцатиминутная остановка, во время которой пассажиры успели позавтракать.

Начиная от этого пункта, железнодорожный путь, идущий вдоль берега реки Гумбольдт-Ригер, отходит на несколько миль к северу. Потом он снова возвращается к востоку и не покидает берегов реки вплоть до гор Гумбольдта, почти у самой восточной оконечности штата Невада, где река берет свое начало.

Позавтракав, мистер Фогг, Ауда и их спутники снова заняли свои места в вагоне. Филеас Фогг, молодая женщина, Фикс и Паспарту, удобно усевшись, любовались разнообразными видами, проносившимися мимо их окон: обширной прерией, на горизонте которой виднелись горы, и пенистыми, бурными речками. По временам большое стадо бизонов, словно живая плотина, преграждало им путь. Эти нескончаемые армии жвачных часто являются непреодолимым препятствием для движения поездов. Бывали случаи, когда несколько тысяч бизонов плотными рядами тянулись поперек железнодорожного полотна много часов подряд. Паровозу приходилось тогда останавливаться и ждать, пока путь освободится.

Так случилось и теперь. Около трех часов дня стадо в десять или двенадцать тысяч голов преградило путь. Паровоз, замедлив скорость, попытался было при помощи предохранительной решетки разбить эту громадную колонну, но был в конце концов вынужден остановиться перед плотной массой животных.

Бизоны, которых американцы неправильно называют буйволами, двигались спокойным шагом, издавая по временам громкое мычание. Ростом они выше европейских быков; хвост и ноги у них короткие; загривок выдается, образуя мускульный горб; рога этих животных у основания расходятся; с головы и шеи свисает длинная грива. Нечего было и думать о том, чтобы остановить их шествие. Приняв то или иное направление, бизон следует ему, не обращая внимания на препятствия. Никакая плотина не смогла бы сдержать этот поток живого мяса.

Высыпав на площадки, пассажиры наблюдали это любопытное шествие. Но тот, кому, казалось, следовало бы торопиться больше всех, — Филеас Фогг — оставался на месте и с философским спокойствием ожидал, когда бизоны соблаговолят освободить путь. Паспарту был взбешен задержкой, вызванной скопищем животных. Он готов был разрядить в них весь арсенал своих револьверов.

— Что за страна! — восклицал он. — Обыкновенные быки останавливают поезда и идут, как на параде, не заботясь о том, что задерживают движение! Чего-чего, а этого мистер Фогг, конечно, не предусмотрел! И что это смотрит машинист? Пустил бы паровоз прямо на этих глупых тварей!