Вокруг света - в поисках совершенной еды

Нигде в Калифорнии нельзя курить. Так говорит Роб Рейнер. Знаменитые прохвосты, которые живут на огороженной толстыми стенами территории и любят употреблять такие слова, как «рабочий класс», а сами ни разу в жизни не заглядывали в бар пропустить стаканчик «с прицепом», — это они раз и навсегда сказали курению «нет»; Для них бар — это место, где нас, безмозглых люмпенов и угнетенных синих воротничков-пролов, павших жертвами хитрой рекламы, убивают табачные компании. Для меня бары — это последняя линия обороны.

— Мы заботимся о здоровье и безопасности персонала, — важно объясняет Лаки.

То есть государство защищает ее повара (о, я видел его на кухне!) от пассивного курения. Нет, я понимаю, почему нельзя курить в зале ресторана. Если я наслаждаюсь вкусом фуа-гра и грушевого чатни, возможно, мне не захочется, чтобы кто-нибудь дымил жасминовой сигаретой за соседним столиком. Я деликатен. Я согласен потерпеть и не курить в приличном ресторане. Хотя мне чертовски обидно, что нельзя выкурить сигарету за чашкой кофе, но я научился с этим жить. Но бар! Бар! Эти болваны, по сути дела говорят: пожалуйста, трави себя текилой или бурбоном в девять часов утра, главное, чтобы ты не получал от этого удовольствия. Вот увидите, придет время и какой-нибудь нацист от здравоохранения с самыми добрыми намерениями ворвется к вам в спальню и выхватит у вас изо рта вашу обычную посткоитальную сигарету.

Сан-Франциско считается одним из самых «либеральных» и «толерантных» городов в Америке. Это здорово, верно? Я всецело за толерантность к «альтернативному стилю жизни». Я сама толерантность. Но что-то тут не так. Это очень дорогой город: даже низкопробные закусочные далеко не всякий может себе позволить. А терпимость Сан-Франциско к нищенству, проституции, наркотикам как проявлениям «альтернативного стиля жизни», привела к тому, что окрестности кишат карманниками, наркоманами, нищими, отчаявшимися. Наркоманов в таких количествах я видел только в плохие времена в Элфабет-сити, богемном квартале Нью-Йорка. И все они здесь в очень плохой форме — немытые, больные диабетом, с опухшими руками и ногами, бледные как мел, покрытые гноящимися язвами, зараженные самыми разнообразными инфекциями. По сравнению с кадрами с Западного побережья пациенты метадоновой клиники выглядят как семья Осмонд. Большинство вакантных рабочих мест для молодежи в этом городе — в борделях, массажных салонах, ночных клубах, на съемках порнороликов, в стриптиз-барах, которых полно в центре города. Огромное количество женщин в Сан-Франциско трудится в сфере сексуальных услуг (что и говорить, прекрасный выбор «стиля жизни»), притом среди них так непропорционально много азиаток, что кажется, будто ты не в Америке, а в Камбодже. Квартирная плата так высока, что людям не по силам снимать себе жилье. А программа ДОТКОМ, призванная социализировать и трудоустраивать молодежь, действует далеко не так активно, как прежде.

Преисполненные самых благих намерений жители Сан-Франциско, обитающие в хорошеньких открыточных домиках на высоких холмах, заявляют: «У нас хорошо, приезжайте! Если вы готовы плясать для нас вприсядку… а потом спать на тротуаре. Но главное — не курите. Этого мы не потерпим!»

Не хочу, чтобы вы подумали, будто мне не нравится Сан-Франциско. Нравится. После Лос-Анджелеса здесь испытываешь большое облегчение. И к тому же здесь снимали некоторые мои любимые фильмы: «Асфальтовые джунгли», «Буллит», «Грязный Гарри». Когда мальчишкой на пляже во Франции я читал журнал «Лайф», больше всего на свете мне хотелось сбежать в Хайт, жить в одном доме с рок-группой «Джефферсон эрплейн», принимать ЛСД и рисовать комиксы. Я вырос на потрясающих, невероятных рисунках Роберта Крамба, изображающих Сан-Франциско. С тринадцати лет я предавался мечтам о радостях, которые мог бы познать с малышками-хиппи. Когда стало ясно, что жить коммуной или обитать в какой-нибудь ночлежке — это значит то и дело вырывать друг у друга последний стаканчик йогурта; когда я понял, что «Грейтфул Дэд» кончились, что бы там ни говорили мои умные друзья, что «революция» никогда, никогда, никогда не наступит, и, возможно, это неплохо, — только тогда мечта умерла. Лидеры той «революции» теперь, возможно, тоже не разрешили бы мне курить. В общем, к 1975 году, когда я впервые увидел родоначальников панк-рока, группу «Рамоунс», все мысли о том, чтобы жить где-либо, кроме Нью-Йорка, испарились из моей головы.