Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов

Истина лежит посередине между этими двумя крайними мнениями. Томск, который насчитывает двадцать пять тысяч жителей, живописно располагается ступенями на склоне высокого, довольно крутого холма.

Однако прелестнейший город на свете стал самым уродливым, когда его оккупировали захватчики. Кому взбрело бы в голову восторгаться им в это время? Его защищали несколько батальонов пеших казаков, расквартированных здесь постоянно. Они не смогли дать отпор полчищам эмира. Часть жителей, родственная им по происхождению, оказала его ордам радушный прием, и с этого момента Томск не казался больше ни русским, ни сибирским городом – его словно бы разом перенесли в центр Кокандского или Бухарского ханства.

Именно в Томске эмир решил встретить свои победоносные войска. В их честь собирались закатить праздник с песнями, танцами и всяческими выдумками, которому предстояло завершиться бурной оргией.

Место, выбранное для этой церемонии, оборудовали в азиатском вкусе. Это было обширное плато, расположенное на холме, на сотню футов возвышающемся над течением Томи. Отсюда открывался просторный вид на перспективу изящных домов и церквей с пузатыми куполами, на множество речных излучин и на заднем плане леса, окутанные жарким туманом. Все это красовалось в великолепном зеленом обрамлении, которое создавали несколько рощ гигантских кедров и сосен.

Слева от плато возвышалось что-то вроде блистательной декорации, имитирующей дворец диковинной архитектуры, – образцом для нее наверняка послужили некоторые бухарские здания в стиле отчасти местном, отчасти мавританском: это временное сооружение было воздвигнуто в форме широких террас. Над дворцом, над верхушками минаретов, торчавшими со всех сторон среди осеняющих плато древесных крон, кружили сотни ручных аистов, доставленных сюда из Бухары одновременно с армией.

Террасы предназначались для придворных эмира, его союзников-ханов, высших сановников, а также для гаремов каждого из этих властителей Туркестана.

Среди этих султанш, которые в большинстве были не более чем рабынями, купленными на невольничьих рынках Закавказья и Персии, некоторые носили покрывало, скрывающее их от посторонних глаз, лица других оставались открытыми. Наряды у них всех были чрезвычайно роскошны. Изысканные плащи с рукавами, поддернутыми сзади к плечу и закрепленными тесьмой на манер пуфов, известных европейской моде, выставляли напоказ их обнаженные руки в браслетах, соединенных между собою цепочками из драгоценных камней, и маленькие тонкие пальчики с ногтями, выкрашенными соком хны. При малейшем движении эти плащи, у одних шелковые, тонкие, словно паутина, у других из легкой аладжи, турецкой шелковистой ткани, в тонкую полоску, слегка шуршали, что так приятно для слуха восточного мужчины. Под этим верхним одеянием переливались и сверкали парчовые юбки, прикрывая шелковые панталоны, которые легонько ниспадали на мягкие, тонкие сапожки, изысканно резные и расшитые жемчугом. У тех женщин, что не прятались под покрывалом, можно было полюбоваться длинными прядями ниспадающих из-под тюрбана волос разных цветов, чарующими очами, великолепными зубами, ослепительными чертами, прелесть которых еще более подчеркивалась чернотой тонко подведенных бровей и тенями на веках, слегка тронутых графитом.

У подножия террас под штандартами и орифламмами[8] бдила личная стража эмира: у каждого обоюдоострая кривая сабля на боку, кинжалу пояса, в руке пика десяти футов длиной. Некоторые из этих восточных вояк имели вдобавок белые дубинки, у других были алебарды, украшенные султанами из золотых и серебряных нитей.