Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов

Итак, Михаила Строгова должна была сразить не смерть, а слепота. Утратить зрение – это, возможно, страшнее, чем потерять жизнь! Несчастный будет ослеплен – таков приговор.

И все же, услышав его из уст эмира, Михаил не дрогнул. Сохраняя спокойствие, он смотрел широко открытыми глазами, будто хотел сосредоточить все силы своей души в последнем взгляде. Умолять этих свирепых дикарей о пощаде тщетно, да и ниже его достоинства. Он даже не думал об этом. Все помыслы Михаила сосредоточились на его миссии, непоправимо проваленной, на матери и Наде, которых он больше не увидит! Но он не позволил смятению, терзавшему душу, отразиться на его лице.

Однако потом все его существо захлестнула жажда мести. Он повернулся к Огарову и в порыве ярости выдохнул:

– Иван, предатель Иван, прими мой последний взгляд – это угроза тебе!

Огаров пожал плечами.

Но тут Михаил ошибся. Его глазам не суждено было навеки угаснуть, глядя на Ивана Огарова. Перед ним, выступив вперед, встала Марфа Строгова.

– Мама! – воскликнул он. – Да, да! Мой последний взгляд принадлежит тебе, а не этому ничтожеству! Останься здесь, рядом! Дай еще раз увидеть твое любимое лицо! Пусть мои глаза закроются, глядя на тебя!

Старая сибирячка, ни слова не говоря, сделала шаг вперед.

– Прогоните эту женщину! – приказал Иван Огаров.

Двое солдат оттолкнули Марфу Строгову. Она отшатнулась, но на ногах удержалась, осталась стоять в нескольких шагах от сына.

Палач приблизился. На сей раз с саблей наголо. Эту саблю с раскаленным добела лезвием он только что раскалил на ароматизированных углях жаровни.

Михаилу Строгову предстояло быть ослепленным по азиатскому обычаю – посредством раскаленной сабли, лезвием которой проводят перед глазами осужденного!

Он не пытался сопротивляться. Для него более не существовало в мире ничего, кроме матери, он буквально пожирал ее глазами! В этом последнем взгляде сосредоточилась вся его жизнь!

Марфа Строгова протягивала к нему руки, ее глаза были распахнуты во всю ширину, они глядели на сына!..

Раскаленное лезвие прошло перед глазами Михаила.

Раздался крик отчаяния. Старая Марфа без чувств рухнула наземь.

Ее сын Михаил Строгов был слеп.

Эмир, как только его повеления были исполнены, удалился со всем своим двором. Вскоре на площади не осталось никого, кроме Ивана Огарова и факельщиков.

Уж не задумал ли презренный негодяй оскорбить свою жертву, вслед за палачом нанести Михаилу еще один, последний удар?

Он медленно подошел к Строгову, и тот выпрямился, почувствовав его приближение.

Иван Огаров достал из кармана письмо императора, развернул его и, с величайшей иронией помахивая этим листком перед угасшими глазами царского фельдъегеря, произнес:

– А теперь читай, Михаил Строгов! Прочти и ступай в Иркутск, передай то, что прочел! Отныне Иван Огаров – вот кто настоящий государев посланец!

С этими словами предатель сложил письмо и спрятал у себя на груди. Потом ушел, не обернувшись, а следом за ним удалились с площади и факельщики.

Михаил Строгов остался один в нескольких шагах от бесчувственной, может быть, мертвой матери.

Вдали слышались крики, пение, разноголосый шум оргии. Томск, весь в огнях, сверкал, как подобает праздничному городу.

Строгов прислушался. Площадь была пустынна и тиха. Он пополз, неуверенно, наугад туда, где упала его мать. Нашел ее на ощупь, склонился над ней, прижался щекой к ее щеке, послушал, бьется ли сердце. Если бы кто-то взглянул на них со стороны, подумал бы, что он говорит с ней, но тихо, шепотом.

Была ли еще жива старая Марфа, могла ли услышать то, о чем шептал ей сын? Как бы то ни было, она не шелохнулась. Михаил поцеловал ее в лоб, коснулся губами ее седых волос. Потом встал и потихоньку, стопой ощупывая дорогу и пытаясь вытянуть вперед связанные руки, побрел сам не зная куда.

Внезапно рядом с ним появилась Надя.

Она шагала прямо к нему. Кинжал, что она держала в руке, послужил ей, чтобы разрезать путы на запястьях Михаила.

Слепой, он не знал, кто освободил его, так как Надя при этом не произнесла ни слова.

Только потом, сделав это, окликнула:

– Брат!

– Надя! – пробормотал Строгов. – Надя!

– Пойдем, брат, – сказала девушка. – Теперь я буду твоими глазами. Я и поведу тебя в Иркутск!

Глава VI. Друг, обретенный в пути

Через полчаса Михаил Строгов и Надя покинули Томск.