Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов

Этой ночью некоторым узникам удалось бежать, поскольку все захватчики, офицеры и солдаты, более или менее захмелев, сами не заметили, как ослабили надзор, до сей поры неукоснительно строгий, будь то на стоянке в лагере под Зеледеевым или в дороге, по которой гнали пленных. Поэтому, хотя Надю сначала увели вместе с остальными, она сумела ускользнуть и вернулась на плато в момент, когда Михаила Строгова подвели к эмиру. Там, смешавшись с толпой, она увидела все, что случилось. Ни один звук не сорвался с ее уст, когда добела раскаленное лезвие прошло перед глазами ее спутника. У нее хватило сил, чтобы оставаться немой и неподвижной. Провидческое озарение подсказало ей, что, сдержавшись, она, пока свободная, сможет привести сына Марфы Строговой к цели, которой он поклялся достигнуть. Когда старая сибирячка упала без чувств, сердце Нади на миг перестало биться, но мысль об этом возвратила ей силу духа.

«Я буду собакой-поводырем слепого!» – сказала она себе.

После ухода Ивана Огарова Надя какое-то время пережидала, скрываясь в потемках. Ждала, когда толпа разойдется и плато опустеет. Но вот Михаил Строгов, брошенный, жалкий калека, которого больше не стоит опасаться, остался один. Она видела, как он подполз к своей матери, скорчился рядом с ней, поцеловал ее в лоб, потом встал, на ощупь двинулся вперед, хотел бежать… Минуты не прошло, как они, держась за руки, уже спускались по крутому склону и, добравшись по берегу Томи до городской стены, на свое счастье обнаружили в ней брешь.

Иркутский тракт был единственной дорогой, ведущей на восток, так что ошибиться было невозможно. Надя быстрым шагом увлекала Михаила Строгова вперед, подальше от Томска. Ведь, может быть, уже завтра эмирские разведчики, опомнившись после многочасовой оргии, снова рассыплются по степи и перекроют им все пути. Значит, всего важнее их опередить, раньше врагов достигнуть Красноярска, а до него пятьсот верст (533 километра). К тому же весьма желательно не сворачивать с тракта как можно дольше. Пробираться в стороне от торной дороги рискованно, там их могут подстерегать любые неожиданности, это почти верная и при том скорая смерть.

Как Надя смогла вынести все тяготы этой ночи с 16-го на 17-е августа? Откуда взялись у юной девушки физические силы, необходимые, чтобы одолеть столь долгий переход? Как она еще держалась на ногах, кровоточащих от этого нескончаемого форсированного марша? Все это почти необъяснимо. Но тем не менее факт остается фактом: на следующее утро, через двенадцать часов после того как они оставили Томск, Михаил Строгов и Надя достигли поселка Семиловское, прошагав за ночь полсотни верст.

Михаил так и не проронил ни слова. Не Надя вела его за руку, а он всю эту ночь поддерживал свою спутницу, но только благодаря ее руке, что указывала ему верное направление хотя бы одним чуть уловимым трепетом пальцев, он смог идти своим обычным скорым шагом.

Семиловское, оставленное жителями, было почти совсем безлюдно. Боясь ханских полчищ, люди бежали отсюда в расчете найти убежище в окрестностях Енисейска. Лишь в двух-трех домах еще кто-то ютился. Все, что было в поселке полезного или ценного, беженцы вывезли на тележках.

Тем не менее Наде было необходимо остановиться здесь на несколько часов. Им обоим требовались еда и отдых. Девушка повела своего спутника на окраину поселка. Там они нашли пустой дом, дверь которого была открыта. Они вошли. Посреди комнаты, возле высокой печи, характерной для сибирских жилищ, стояла обшарпанная деревянная скамья. Они сели на нее.

Тогда Надя всмотрелась в лицо своего ослепшего спутника так пристально, словно никогда прежде его не видела. В ее взгляде было нечто большее, чем благодарность и чем сострадание. Если бы Михаил мог увидеть ее, он прочел бы в этих прекрасных горестных глазах бесконечную нежность и преданность.

Веки слепого, покрасневшие, обожженные, приоткрылись, и стало видно, что его глаза абсолютно сухи. Склера слегка сморщилась и как бы обтрепалась по краям, зрачок необычайно расширился, радужная оболочка, по-прежнему голубая, казалось, стала темнее, чем раньше, брови и ресницы частично обгорели, но взгляд молодого человека, такой ясный и проницательный, совсем не изменился, по крайней мере с виду. Однако он больше ничего не видел, слепота была полной, потому что жар раскаленной стали убил чувствительность сетчатки и глазной нерв.

В это мгновение Михаил Строгов, протянув руки в пустоту, спросил:

– Ты здесь, Надя?

– Да, – отвечала девушка, – я рядом. Я больше не покину тебя, Миша.

Услышав из ее уст свое имя, которого Надя никогда прежде не произносила, Михаил вздрогнул. Он понял, что его спутница знает, кто он, какие узы связывают его с Марфой. Ей все известно!

– Надя, – снова заговорил он, – мы должны расстаться.

– Расстаться? Но почему, Миша?

– Я не хочу стать препятствием на твоем пути! Твой отец ждет тебя в Иркутске! Ты должна спешить к отцу!

– Мой отец проклянет меня, Миша, если я тебя покину после всего, что ты для меня сделал!