Вокруг света за погодой

А с Андреем произошла такая история. Некоторое время назад за нарушение дисциплины он был приговорен к высшей мере — лишению на месяц тропического вина, и переведен на фруктовые соки. Андрей пошел в артелку, набрал полную авоську банок с ананасовым соком и демонстративно раздал их желающим. И вот сегодня, в день окончания срока наказания, он чисто выбрился, надел галстук и с песней отправился за своим законным тропическим вином. И здесь произошла душераздирающая сцена.

— Тебе не положено, — изучив свою конторскую книгу, сообщил артельщик.

— Шутник, — ухмыльнулся Андрей. — Сегодня как раз месяц.

— Точно, месяц, — согласился артельщик. — Считать мы умеем, арифметику в школе изучали. А все равно не положено!

— Это почему? — Андрей изменился в лице.

— А потому, что соку ты выбрал вперед не на тридцать, а на сорок дней. Так что пей соки, поправляйся, а через десять дней приходи!

Нет, Игорь прав: грех смеяться над таким чудовищно невезучим человеком.

— Пустяки, — отмахнулся Костя. — Хотите, расскажу воистину трагический случай? Я тогда плавал на «Прибое». Как-то после выдачи я долго не притрагивался к своей бутылке, а ребята все ходили вокруг, намекали. Неспроста, думаю. Так и есть, откупорил бутылку — а в ней вода. Посмеялся, конечно, вместе со всеми, а про себя затаил хамство.

Дело было перед Новым годом. Собрал я одиннадцать пустых бутылок, по числу ребят в нашей компании, и хорошенько над ними потрудился. Ночами работал, недосыпал, но заполнил их удивительно похожей на вино смесью — морская вода плюс чай, очень аккуратно закупорил пробками и надел колпачки. Потом запаковал бутылки в ящик и договорился с артельщиком, что положенное нашим ребятам вино он отдаст мне, а этот ящик — им. И вот под Новый год они притащили ящик в каюту, нетерпеливо приготовили закуску и, блаженные, уселись за стол. Разлили по стаканам первую бутылку, залпом выпили — и застыли с перекошенными лицами. Однако нашлись, засмеялись: «Здорово, Костя, ты нам отомстил, ха-ха!» Никому и в голову не пришло проверить вторую бутылку: наполнили стаканы, выпили — и у всех глаза на лоб. Я выскочил из каюты, чтобы наплакаться вдоволь на свежем воздухе, а возвратился — все злые, никто на меня не смотрит. Оказывается, остальные бутылки, не проверяя, выбросили за борт. Я схватился за голову: «Что вы наделали! С водой были только две бутылки, остальные настоящие!» Тут начались такие стенания, что я пожалел несчастных и выставил припрятанный ящик…

— Летит! — подпрыгнув, закричал Валентин. — Прозевали…

Внезапно возникнув из облака, над нами, покачивая крыльями, с ревом промчался «ИЛ-18».

Не успели мы выразить сочувствие обескураженным операторам, как со швартовой палубы послышался взрыв проклятий. Мы поспешили туда и стали свидетелями волнующего поединка между Ткаченко и акулой.

Когда выдавалась свободная минута, Ткаченко забрасывал удочку, а рыба, которая понимала, что времени у начальника экспедиции в обрез, спешила проглотить наживу. Везло ему сказочно: за последние дни, не затратив и часа, Ткаченко поймал несколько тунцов, в том числе одного весом в двенадцать килограммов. Но сегодня какая-то блудная акула поклялась вывести начальника из себя: с утра она вертелась возле судна и не только отпугивала тунцов, но и трижды съедала приготовленное для них угощение, причем вместе с крючками и леской.

На карту был поставлен престиж рыбака, и Ткаченко, забыв про тунцов, объявил акуле бесяощадную войну на уничтожение. С этой целью он принес на швартовую палубу пугающих размеров австралийское ружье для подводной охоты с метровым гарпуном и на тросе, способном выдержать полтонны, забросил в воду насаженный на крюк кусок мяса. Но акула, видимо, насытилась тремя крючками и теперь лениво плавала на почтительном отдалении. Ткаченко поглядывал на часы и даже стонал от нетерпения: вот-вот должны были начаться переговоры по радиотелефону. Наконец, акула осознала, что срывает важное мероприятие, и начала делать концентрические круги вокруг приманки. «Ну, еще немножко!» — умолял Ткаченко, прицеливаясь. Но стрелять ему не пришлось; акула стремительно метнулась к приманке и проглотила ее вместе с крюком. «Вира!» — приказал Ткаченко, и двое добровольных помощников натянули завязанный через блок трос. С виду акула была не больше двух метров, но очень здоровая, и за жизнь она боролась отчаянно. Даже когда удалось набросить на ее хвост лассо, она продолжала биться со страшной силой, поднимая целые фонтаны брызг, а когда шлепнулась на палубу, то начала такую пляску, что все разбежались в разные стороны. Подождав, пока она утихомирится, мы подошли поближе и стали спорить, каких она размеров. Я считал, что два метра, а Вилли полагал, что я преувеличиваю. «Ну, ляг рядом с ней, — уговаривал он, — вот увидишь, она не длиннее тебя!» В это время акула открыла пасть, и я поспешно признал, что Вилли совершенно прав. Кстати говоря, из этой пасти были извлечены те самые крючки, которые стали поводом для битвы. Вот какие ничтожные причины лежат иногда в основе больших событий!