Вокруг того света. История и география загробного мира

«Если вы по уставам Моим будете поступать и заповеди Мои соблюдать будете и исполнять будете их, то Я дам дожди вам вовремя, и земля даст урожай свой, и деревья полевые дадут плод свой. И сходиться будет у вас молотьба со сбором винограда, а сбор винограда сходиться будет с посевом, и будете есть хлеб свой досыта, и будете жить спокойно на земле вашей. И водворю мир в стране, и когда ляжете, то не будет тревожащего; и изведу лютых зверей из страны, и меч не пройдет по стране вашей»[165].

Что же касается бессмертия, то оно виделось как существование в детях и внуках: «И обращусь Я к вам, и распложу вас и размножу вас…»[166]. «И даст тебе Г-сподь изобилие во [всех] благах, в плоде чрева твоего…»[167]

Рай (Ган Эден, или «Сад Эдемский») был евреям знаком (тот самый земной рай, который потом так долго разыскивали христиане), но к загробному существованию он никакого отношения не имел. Он, как и весь остальной мир, был создан Богом в 3761 году до н. э., 1-го числа лунного месяца тишрея, приходящегося на начало осени (вообще говоря, мир был сотворен в течение шести дней, но традиция первые пять дней отдельно не учитывает и называет первое тишрея общей датой творения мира). Сегодня трудно судить о том, какую судьбу, смертную или бессмертную, предназначил Бог первым людям, обитавшим в раю. С одной стороны, Бог предупредил человека: «А от дерева познания добра и зла, – не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь»[168]. Но, с другой стороны, из этого совершенно не следует, что, если бы Адам и Хавва (Ева) не вкусили запретных плодов, они бы жили вечно. По крайней мере, еврейский историк I века н. э. Иосиф Флавий[169], пересказывая библейскую историю «для греков», дает свою трактовку событиям. По мнению Флавия, Бог, порицая людей за нарушение первого в мире завета, сказал им:

«Я знал, что вы могли бы прожить жизнью блаженною и свободною от всякого страдания, что душу вашу не мучила бы никакая забота, так как все, что полезно вам и могло бы доставить вам наслаждение, было бы вам дано Мною само собою без всякого с вашей стороны усилия и труда, лишь благодаря Моему [к вам] расположению; при наличности всего этого и старость не так скоро напала бы на вас и вам можно было бы дольше жить…»

Таким образом, с точки зрения Флавия, Адам и Ева при всех условиях должны были узнать старость и умереть, только не так быстро. Конечно, Флавий не был богословом, и нравственные качества человека, участвовавшего в войне со своим народом на стороне римлян, вызывают некоторые сомнения. Но Флавий был образованным иудеем и неплохим историком, поэтому его точку зрения во всяком случае следует учесть.

На семнадцать веков позднее знаменитый рабби Моше Хаим Луццатто (Луцато), известный под аббревиатурой РаМХаЛ (Рамхаль)[170], высказал противоположную точку зрения. Рамхаль считал, что каждый человек (и Адам не исключение) получает от Творца «духовную ясную душу и земное мрачное тело». Если бы Адам не согрешил, то «его душа очищала бы тело все больше и больше, пока оно не достигло бы уровня, необходимого для пребывания в наслаждении вечном». В этом случае очищенному телу уже не было бы надобности умирать. Правда, в рассуждении Рамхаля не совсем понятно, почему Господь, создав человека «по образу Своему, по образу Б-жию», дал ему «мрачное» тело. Тем более что по завершении творения «увидел Б-г все, что Он создал, и вот, хорошо весьма».

Но мрачное или не мрачное, после грехопадения тело Адама было обречено смерти, а с ним и тела его потомков. И поскольку из рая Адама и Еву так или иначе изгнали и амнистии не ожидалось, то евреи никаких прав на Ган Эден не предъявляли и предпочитали строить собственный земной рай в Палестине. Он предназначался для живых.

Мертвым (и грешникам, и праведникам) отводилось скромное обиталище под названием Шеол. Поначалу Шеол мало отличался просто от могилы; Ийов (Иов) в Танахе называет его «страной мглы, подобной мраку смертной тени, где нет устройства, а свет – как мрак»[171]. Попадали туда, как и в могилу, все умершие, независимо от их земных заслуг и подвигов. Ни о каком воскрешении тогда речь не шла; тот же Иов прямо говорит: «Исчезает облако и уходит; так нисходящий в могилу не поднимется [вновь], не вернется больше в дом свой, и не узнает его больше место его»[172].

Надежды на посмертное существование у Иова нет: «Если жду [чего, так] преисподней, дома своего. Во тьме постелю постель свою. Гробу скажу: „Ты отец мой“. „Ты мать моя и сестра моя“ – червям. И где надежда моя? Надежда моя – кто увидит ее? В преисподнюю ли сойдет она, со мною вместе в прах ляжет?»[173].