Екатерина до этого момента упорно стояла на том, чтобы отправить все суда и все войска на помощь Потёмкину. И если бы Густав пришёл немного позже, ему не пришлось бы даже стрелять — столица оказалась бы совершенно оголённой.
Но Екатерина не потеряла голову. Уже через несколько недель она собрала шестнадцать тысяч солдат, выпросив у Потёмкина немного полков, которые тот переслал на почтовых.
Но странный Густав не стал развивать молниеносную войну. Он пустился в чернильную войну — начал посылать Екатерине высокомерные декларации и требования сдаться и ожидал ответов на эти бахвальские претензии.
Но в Швеции у России была сильная партия, русские агенты подогрели своими деньгами настроение прорусских шведов, и в самой столице Швеции вспыхнул бунт. Престол закачался под Густавом, и ему не миновать бы было низложения, если бы Екатерина не предложила преждевременно позорный для Швеции мир. Густав устоял, укрепился в союзниках — и Англия, и Пруссия заявили о своей готовности оказать ему помощь. И быть бы Екатерине в плену у Густава, да вмешался испанский посланник — он предложил свои услуги для переговоров о мире, и императрица с радостью ухватилась за его предложение. Мир был заключён не лучшим для России образом, но Екатерина в тот же день написала Потёмкину:
Князь во всём был непоследователен. Он чаще всего любил предоставлять своим подчинённым трудиться для него, выигрывая баталии и беря крепости. В то время как Суворов брал Измаил, осаждая его, он целые дни проводил за чисткой своих бриллиантов или посылал букеты цветов предмету своей очередной любви. До обеда Потёмкин пил кофе и шоколад по нескольку раз, закусывая цыплёнком или ветчиной, а после обеда занимался любезничаньем со своими многочисленными поклонницами. Он завёл себе целый гарем и ни разу не поскупился на подношения. Он был так богат, как никогда и никого уже не было в России. Несметные суммы, выделяемые ему для армии бесконтрольно, часто переходили в его карман. Но даже при таком богатстве он не упускал ни единой возможности обогатиться. Он построил стеклянный завод в одном из своих имений возле Петербурга и добился того, что Екатерина запретила ввоз иностранного стекла в империю. Это принесло ему дохода больше, чем оброк с пяти тысяч крестьян. Но и оброк Потёмкин собирал старательно — его слуги и приближённые вымогали с крестьян всё, что те имели. Он богател, а его крестьяне нищали.
И при всём при том князь ещё умудрялся делать долги и никогда не расплачивался с кредиторами.
Не стеснялся Потёмкин ни с кем. Принимая какого-нибудь важного гостя, он не намеревался даже сменить свой вечный халат на мундир и обдавал пришедшего таким презрением и надменностью, что, казалось бы, никто больше и не придёт к нему. Однако нет, приходили, обивали пороги у светлейшего, низко кланялись и в ответ на высокомерное замечание лишь улыбались и опять просили о милости. Как же было ему не презирать эту низкопоклонническую толпу?
Главная квартира князя в Бендерах стала сказочным скопищем всех роскошных редкостей, какие только можно было встретить на свете.
Ланжерон так рассказывает об этом обиталище роскоши:
Жена генерала Долгорукого, состоявшего в подчинении князя, Екатерина, занимала в это время все мысли Потёмкина. В день именин императрицы он праздновал также и день именин своей покорительницы. Она сидела рядом с Потёмкиным, и князь всё своё внимание уделял лишь ей, не заботясь об остальных гостях.