Вокруг трона Екатерины Великой

«Княгиня уже с давних пор сделалась несносна по своему дурному характеру и заслужила всеобщую нелюбовь. Знаменитая героиня 1762 года хвалилась тем, что она подарила трон Екатерине и в то же время со всех знакомых офицеров и адъютантов собирала дань галунами или аксельбантами. Любимым её занятием было отделять шёлк от золота и серебра, которые она потом продавала. Таким образом, те, кто хотел заслужить расположение княгини, должен был прежде всего отослать ей свои старые тряпки с золотым и серебряным шитьём.

Зимой она не приказывала топить залы заседания…

Академии и, однако, требовала, чтобы члены Академии аккуратно посещали заседания...

Очень оригинально было видеть эту женщину одну посреди бородатого духовенства и русских профессоров, которые сидели подле неё с выражением глубокого почтения, хотя в то же время сильно дрожали от холода. Её обхождение с членами Академии было гордо и даже грубо: с учёными она обращалась как с рабами или крепостными...»

Один из многих иностранных писателей заключает это обвинение Дашковой:

«Окончательно смешною сделал княгиню процесс с Александром Нарышкиным, который имел поместье рядом с её землями. Однажды его свиньи поели капусту на полях Дашковой, и та велела перебить животных. Когда Нарышкин после того встретил княгиню при дворе, то громко сказал:

— Посмотрите, как с неё течёт кровь моих свиней!»

И русские современники не больно-то жаловали княгиню. Даже Державин отзывался о ней как о человеке, склонном к «велеречию и тщеславию», «хвастовству», «своекорыстным расчётам», «без которых она ничего и ни для кого не делала». Это Державин обвинил Дашкову в том, что она без всяких причин не любила известного механика-самоучку Кулибина и всё это «по вспыльчивому её или, лучше сказать, сумасшедшему нраву»...

В Троицком княгиня Дашкова написала свои знаменитые «Записки» под давлением и влиянием сестёр Вильмот, двоюродных сестёр знаменитой леди Гамильтон, которую она чрезвычайно любила.

Такова была эта знаменитая женщина. Мелочи в обиходе, наряды и драгоценности не интересовали её, она вся была в плену литературных ассоциаций и служила образцом старого, восемнадцатого века.

Она умерла в январе 1810 года, забытая всеми, кому она помогала и кого обласкала своими услугами.

Григорий Потёмкин

1

оглядеть на диво дивное сбегались крестьяне из сел и деревень, находившихся поблизости от накатанного тракта из Петербурга в Москву. Обозы с провизией, лакеями, поварами и поварятами прошли тут ещё вчера днём, но смотреть было особенно не на что — обыкновенные крестьянские телеги с запряжёнными в них сивыми каурками бойко катили по тракту, вздымая пыль, оседавшую на проклюнувшейся зелёной траве.

Скидывая шапки на бегу, плюхались крестьяне коленями в жидкую грязь у обочины, утыкались лбами в мягкую податливую землю и исподлобья следили за этим необыкновенным зрелищем.

Поглядеть действительно было на что.

Двенадцать пар блестящих от сытости и ухода вороных коней стремглав несли длинную огромную карету. Белые султаны из пушистых страусовых перьев качались над головами двух передних жеребцов. Такие же султаны, но поменьше, красовались над головами всех остальных лошадей. Двое берейторов[28], сидевших на передних конях, направляли ход этого огромного шествования. Сверкали позументы на их ливрейных одеждах, а ездовые, расположившиеся на высоком кучерском месте, блистали шитыми золотом широчайшими кафтанами.