— Дозволь, матушка-государыня, представить тебе старого товарища моего, корнета Потёмкина...
Екатерина смерила взглядом Григория и медленно, но громко произнесла со своим немецким выговором, но по-русски:
— Сколько мне помнится, Потёмкину я собственноручно проставила в указе чин — поручик, или у меня уж и память отшибло?
Григорий Орлов несколько смутился, но тут же ответил:
— Матушка, да это я по старой дружбе, а прежде он был корнет, ну а теперь уж буду называть его поручиком...
Екатерина повернулась к Потёмкину, отметила его одинаковый с Орловым рост, высокую, сильную и стройную фигуру, смугловатое, но чистое лицо двадцатидвухлетнего офицера и сказала, глядя прямо в чёрные, слегка раскосые глаза будущего фаворита:
— Надеюсь, вы не в обиде на то, что старый товарищ назвал вас старым чином, таким образом несколько понизив вас в чинах...
И изумлённо выкатила глаза, услышав свой собственный звонкий высокий голос с тем неуловимым немецким акцентом, от которого она не могла избавиться до конца своей жизни:
— И, матушка, стоит ли мне обижаться на старого товарища? Да по мне, хоть горшком меня называйте, только в печку не ставьте...
Стоящие рядом придворные не выдержали. Поглядывая на императрицу, угадывая её реакцию на выходку Потёмкина, закрывая рты ладошками, они расхохотались. Хохотал и Григорий Орлов, успев между тем проговорить:
— Забавник, матушка. Уж я-то знаю, как умеет смешить...
Екатерина не растерялась. Она показала на стоящую в самом дальнем конце залы молоденькую фрейлину, только что определённую ею в придворный штат:
— А вот её голоска не хватит у вас умения передразнить...
Потёмкин низко поклонился императрице.
— Ваше величество, — произнёс он своим красивым приятным баритоном, — прикажите девице сказать хоть одно слово, я ж не слышал её никогда...
Екатерина повернулась к фрейлине:
— Скажи хоть несколько слов...
Но та стояла молча, как чурбан, и слёзы уже блестели на её глазах. И вдруг она кинулась на колени, затараторила в голос и со слезами:
— Матушка, милостивая государыня, не извольте гневаться, никогда больше опаздывать на дежурство не буду...
И Потёмкин бухнулся на колени перед Екатериной и запричитал голосом фрейлины:
— Да если бы вы, матушка-государыня, знали, чем я занималась, перед тем как опоздать на дежурство! Разве вы не помните того молоденького пажа, с которым я уже успела перемигнуться в саду?
Гомерический хохот сопровождал каждое слово Потёмкина. Даже Екатерина не могла сохранить свой величественный вид — она тоже хохотала от всей души...
— Ладно, — наконец отсмеявшись, заявила Екатерина, — девушек и женщин передразнить умеете, а вот старца, хоть бы князя Репнина, сможете ли?
Потёмкин вскочил с колен, тут же выпятил несуществующий живот, уткнул подбородок в воротник мундира и глубоким, густым дребезжащим басом проговорил:
— Ну что ты, матушка, старика мучаешь, небось не знаешь, что меня девки-поломойки в бане ждут?
Ответом на эту реплику был опять гомерический хохот со всех сторон. Главное, что поняли придворные, — лучше не попадаться на язык этому великану с гривой вьющихся чёрных волос: высмеет, да ещё и ущипнёт за больное место...
— Ну, утешил, Гришенька, — тихонько сказала Екатерина Орлову и, повернувшись к Потёмкину, громко добавила: — Не сочтёте за труд потешить нас за ужином сегодня? Приглашаю вас, замечательный вы забавник...
И опять голосом самой Екатерины Потёмкин поблагодарил за приглашение:
— Да разве могу я отказаться лицезреть ваши прелестные ручки, вашу чудесную шейку, ванте величественное и доброе лицо?
Даже этот двусмысленный намёк прошёл хорошо, придворные смеялись, и Екатерина не смогла поставить на место зарвавшегося шута.
Григорий Орлов покосился на Потёмкина, ревнуя к вниманию императрицы, но потом встряхнулся: стоит ли тратить нервы и злость на этого странного протеже? Ведь это он, Григорий Орлов, представил его Екатерине, желая позабавить её. Вот и позабавил. Да ещё всё впереди. На вечернем интимном рауте Потёмкин может показать и кое-какие другие свои таланты, что, несомненно, развлечёт императрицу, доставит ей несколько приятных минут, и уж, конечно, она не замедлит отметить, кто предоставил ей такое развлечение. А паяц он и есть паяц, что с него взять...
Кстати, это Орлов вручил Екатерине 12 июля список наград для заговорщиков. Там он представил Потёмкина к чину корнета, о чём и пытался напомнить Екатерине на приёме. Но императрица собственной рукой вычеркнула этот чин и написала: капитан-поручик. А после развлекательного спектакля Потёмкина, поставленного им на ужине у императрицы, Екатерина присвоила ему чин камергера с бриллиантовым ключом. Он с удовольствием играл роль шута, и Орлов и не думал ревновать Екатерину к нему, сознавая, насколько эта роль унизительна и неподходяща для него, фаворита императрицы, имевшего доступ в спальню повелительницы в любое время.