Вокруг трона Екатерины Великой

Письмо было громкое и помпезное, и оно произвело на Екатерину то самое хорошее впечатление, на которое и рассчитывал Потёмкин. К этому времени он уже занимал целый ряд должностей, на него сыпались милости и незаслуженные награды, но все эти должности — казначейская и надзирающая за шитьём военных мундиров, заседатель в обер-прокурорском столе Святейшего синода, «дабы слушанием, питанием и собственным сочинением текущих резолюций навыкал быть способным и искусным к сему месту», опекунская в «комиссии духовно-гражданской», где он опекал татар по причине, что они не довольно знают русский язык, чтобы участвовать в составлении знаменитого «Уложения», — все эти должности казались ему мелкими и недостаточными для претворения в жизнь его громадных честолюбивых планов. Он решил, что на военном поприще ему удастся составить себе громкое имя, чтобы опять-таки произвести впечатление на императрицу. Во дворце, где гнездились интриги и люди недостойные и вовсе лишённые природных способностей, занимали крупные и важные места, не удастся, казалось ему, закрепиться на особенно высоких должностях...

У Потёмкина уже был чин камергера — должность немалая при дворе, и Екатерина соизволила разрешить ему отъезд в армию, заменив его чин на чин генерал-майора.

Под началом князя Голицына Потёмкин участвовал в целом ряде стычек и сражений и завоевал здесь первые лавры.

«Непосредственно рекомендую Вашему величеству мужество и искусство, которое оказал в этом деле генерал-майор Потёмкин, — так писал о нём Голицын Екатерине в своём рапорте о поражении Молдаважи-паши в августе 1769 года, — наша кавалерия до сего времени ещё не действовала с такой стройностью и мужеством, как в сей раз, под командою вышеозначенного генерал-майора».

Все знаменитые сражения той первой турецкой войны при Екатерине происходили не без участия Потёмкина, и каждый раз главнокомандующий подробно расписывал в рапортах императрице его личную храбрость и умение вести бой, распорядительность и знание тактики и стратегии военного дела.

Что и говорить, Потёмкин был храбр, но отличался ещё и наилучшими организаторскими способностями, личной распорядительностью и, несомненно, много сделал для побед русского оружия. Недаром Екатерина в письме к Гримму отмечала Потёмкина, внёсшего большой вклад в Кучук-Кайнарджийский мир. Она здесь нисколько не преувеличивала.

Репутацию Потёмкина поддерживали и его друзья при дворе. Библиотекарь Екатерины Василий Петрович Петров, взятый императрицей в кабинетные переводчики и чтецы за свою быструю манеру составлять стихи, стал одним из лучших друзей Потёмкина. Они сошлись на почве взаимных интересов к литературе и поэзии, вместе много читали, когда Потёмкин ещё не отправился на войну. А писатель и переводчик Иван Перфильевич Елагин, бывший директором придворного театра, ценил в Потёмкине его фантастическую память, благодаря которой тот мог наизусть, с первого чтения, запомнить все роли в пьесах на придворном театре.

Вот они-то и были главными поставщиками сведений о Потёмкине Екатерине. Через них Григорий Потёмкин испросил позволение писать императрице и получать устные ответы. Но сами письма Потёмкина, удивительные по стилю и обширным знаниям, сделали всё, чтобы Екатерина начала не только устно и через своих секретарей отвечать генерал-майору, но вскоре и сама взялась за перо.

2

От каждого письма Потёмкина исходила сила и мощь, каждое было пронизано множеством сведений, но и каждое носило на себе отпечаток почтительного и нежного внимания к ней, императрице. Немногие в окружении императрицы могли похвастать такой глубиной ума, обширностью и полезностью сведений, рассудительностью и глубоким государственным интересом. Но самое главное для Екатерины заключалось в том, что Григорий никогда не высказывался о своей страсти к ней, женщине и повелительнице, а намёки, обиняки, двусмысленные сравнения лишь разжигали её интерес к нему.

Она расспросила всех, кто знал Потёмкина, заглядывала в его прошлое, хотя он и не имел привычки делиться с кем-то о себе и своих былых занятиях.