Вокруг трона Ивана Грозного

Только 1 сентября Баториево войско начало деятельно готовиться к штурму: по берегу Великой за ночь был возведён довольно хорошо укреплённый стан. С рассветом прикатили в него туры, сделали осыпь и начали копать борозды к Покровским воротам. Верно, стало быть, русские воеводы определили главное направление удара. Иван Шуйский торопил псковичей спорей завершить строительство внутренней стены, хотя мужики и сами старались вовсю, но не забывали, что, ежели поспешить, можно и людей насмешить: от первого же ядра стена, не как должно возведённая, развалится. Кому нужна такая работа?

Ровно неделю готовилось войско Батория к штурму, и на рассвете 7 сентября более двадцати тяжёлых пушек ударили по стене между Покровскими и Свиными воротами. Сутки на прекращался обстрел, и не устояла в одном месте стена — образовался пролом, который усилиями польских пушкарей всё расширялся.

Стефан Баторий сам выехал к трём полкам, которым предстояло ринуться в пролом.

   — Путь в город для героев открыт! На три дня он в вашей воле!

   — Государь! — лихо выкрикнул тысяцкий жолнеров. — Мы будем с тобой обедать в замке Псковском!

   — Верю. Вперёд!

Не остановил вдохновившихся скорой победой ляхов и венгров густой огонь пушек затинных, длинноствольных пищалей и рушниц с самострелами — через трупы своих собратьев стремительно неслись штурмующие к пролому, ворвались в него с малым трудом и сразу же устремились к надвратным вежам. Не ждали такого манёвра русские ратники, считали, что враги полезут на внутреннюю бревенчатую стену, и увы — прозевали они башни. Жаркая сеча разгорелась на ступенях, но вот уже взвились и над Покровской, и над Свиной башнями королевские флаги. В сводах перед воротами ещё продолжалась жаркая схватка, исход которой был явно предрешён: защитники ворот падут под натиском сотен, и тогда путь к городу станет куда как вольготней — штурмующие распахнут ворота.

Андрей Хворостинин начал спешно готовить вылазку, чтобы отбить вежи, но подскакавший к внутренней стене Иван Шуйский остановил его:

   — Погоди. Взорвём башню Свиную. Пока отбивайся на внутренней стене.

Тяжеловато защитникам. Венгры и ляхи уже начали из бойниц башен стрелять по обороняющим внутреннюю стену, а на самою стену как муравьи лезут по приставным лестницам храбрецы, одни летят вниз с рассечёнными и размозжёнными головами, но их сменяют всё новые и новые жолнеры.

Иерей Тихон спешит с иконой святого Всеволода-Гавриила; за ним, тоже с иконами святых в руках — настоятель соборной церкви и настоятели приходских церквей. Не страшась смерти, они поднимаются на стену и становятся в ряды обороняющихся.

   — Пора, — приказал князь Иван Шуйский стоявшему у стремени зелейного[58] дела мастеру псковитянину Любомиру. — Пора.

У того припасён факел. Спрыгнув с коня, чиркнул кресалом, высекая искры, подул на затлевший трут, запалил факел и — в лаз, специально прорытый под Свиную башню из-за внутренней стены.

Любомир сам укладывал мешки с порохом, им самим сработанный, сам свил шнур льняной, пропитав его смолой и обсыпав порохом. Длина шнура — несколько аршин. Рассчитано всё как раз на то время, за какое можно покинуть лаз, пока огонь по шнуру добежит до порохового заряда. Но чем ближе Любомир подползал к шнуру, тем больше его брало сомнение: вдруг что-то не сладится? Вдруг не добежит огонь до пороха? Он уже не принимал во внимание то, что не единожды испытывал фитиль, как называл он свой шнур, и ни разу не случилось оплошки.

Подполз к началу фитиля, поднёс было к нему факел, но — решительно:

«Двум смертям не бывать!»

Он вполне осознавал, как дорог для защитников Пскова каждый миг, ведь, если ляхам удастся отворить ворота, считай, городу конец, и не мог рисковать. Любомир торопливо полез вперёд к пороховому заряду и, перекрестившись, сунул факел в бок ближнего мешка.

Любил он мир, и жизнь любил, но без колебания отдал её. Ради своей любимой жены, ради детишек пригожих, ради дорогого ему города.

Псков! Никогда не забывай подвига Героя! А если забыл в сутолоке революций, войн и так называемой перестройки, воскреси теперь в памяти. Это нужно и ныне живущим и потомкам нашим!

Взлетела башня на воздух, расшвыривая кирпичи и разорванные трупы ворогов: немцев, венгров, ляхов. Пали вниз, вспыхнув факелами, и королевские знамёна, что особенно подействовало на атакующих: штурм внутренней стены заметно ослаб, а из Покровской башни захватившие её бежали без нажима обороняющихся, ибо немецкие и шотландские наёмники боялись, что взлетят в воздух, как их собратья. Русские же ратники обрели больше уверенности и, увлекаемые самим Андреем Хворостининым, начали вытеснять врагов за пределы пролома, когда же подоспели мечебитцы, снятые с других, менее опасных участков стены и резерв главного воеводы, нажим стал настолько упорным, что штурмующие дрогнули.