— А Сара? — пристально смотрит, хочет убедиться, что я слежу за его мыслью. — Она не кинется в объятья за букет и обещания любить ее всю жизнь. М-м-м... с жизнью погорячился...
— Сара другая. Она любит не ушами, а поступками и умом.
Облокачиваясь о комод, Иларий задумывается.
— А как насчет Ини? Не знаю, что говорит ей Рон, и нужны ли ей эти отношения, но ему самому они точно на пользу. Я бы хотел попросить... возможно... если ты не сочтешь бестактным! Ты мог бы дать им спокойно дышать? Принять их отношения.
— Тебе-то это зачем? — раздраженно рявкаю. — Рон подговорил?
— Что ты! Нет! Пойми, я с ним живу уже пять лет. Я знаю, как он страдал эти годы.
— Да не смеши.
— Рекс, ты видел его. Вспомни, что было несколько месяцев назад. Рон нажирался до полусмерти и спал лицом в салатах. Потом блевал. А я убирал. Но дело не в этом. Он счастлив! Я никогда не видел его таким.
— Я подумаю, — отвечаю под нос и встаю.
— Спасибо, — Иларий хватает меня за плечо, останавливая. — Правда. Для меня это много значит, Рекс.
— Честно, — киваю и тонко улыбаюсь. — Я постараюсь их не замечать. Ради тебя. Идем?
— О, секундочку!
Иларий достает из шкатулки духи. Мой подарок. Я подобрал ему запах с мускусом, кардамоном и черной смородиной. Парень усиленно душится. Все-таки надо было одеть подаренную им рубашку.
— А у тебя не было желания склонить человека, которому ты не нравишься, к... близости? — между делом спрашивает он.
— У тебя большие планы на вечер? — ухмыляюсь я.
— Есть одно маленькое искушение, но... ее голова занята другим.
— Поддайся искушению. Что терять-то?
На лице парня выражение сосредоточенного внимания, как бывает всякий раз, когда он размышляет о вопросах морали.
— Боюсь... меня отвергнут.
— И что? — поднимаю бровь и издевательски выдаю: — Ты умрешь?
— Ну... разве что для нее, — едва слышно произносит Иларий и сжимает в кулаке запонку. — Ладно, — он улыбается и разжимает пальцы. — Ты прав. Как я выгляжу?
На его ладони порез. Сильно же он сжал золотое украшение.
— Как пижон, — восклицаю и тащу его за рукав. — Не беси, идем!
— Постой, — Иларий упирается. — Мне нужно кое-что тебе рассказать. Я тут случайно услышал разговор...
— Между кем?
— Сара и Волаглион... они говорили о тебе.
— Это не новость. Я — их камень преткновения.
— Нет, понимаешь... я бы не обратил внимания, но разговор был довольно странный. Волаглион сказал, что собирается использовать твое тело, уж не знаю как, но... он сказал: в следующее полнолуние. Я не совсем понял, если чест...
— Твою мать!
Иларий подпрыгивает от моего возмущенного вскрика, а я опираюсь о стену, чувствую, как дрожат ноги.
— Когда следующее полнолуние? — спрашиваю, тяжело хватая воздух.
Ощущение, будто кто-то ставит передо мной песочные часы. Песок сыпется, сыпется... песчинка за песчинкой... секунда за секундой...
— Эм, в середине января, — удивленно отвечает парень.
— Две недели, — шепчу, сдирая ногтями обои. — Остались две гребаные недели...
ГЛАВА 4. Ковен
Эта шалава из ковена?!
Я застываю на лестнице, тогда как Иларий уже присоединился к гостям у камина. Нужно время осмыслить увиденное. Хорошо бы осмыслить и услышанное от Илария в спальне, но мысли о своей скорой кончине я отложил, хоть и разбил в кровь кулаки... впрочем... вдох-выдох... спокойствие... Вот вам увиденное: на ручке кресла сидит та самая брюнетка, которую я наблюдал несколько месяцев назад в соитие с Роном и которую Сара звала для меня — в мои жаркие объятья (доступные избранным). Уж кого я никак не ожидал увидеть в рядах ковена, это ее.
Виса развалился в соседнем кресле, с ним еще одна девушка: на ковре у его ног. Платиновая блондинка. С не менее красивыми синими глазами, чем у Сары.
Катерина распласталась у камина, как и Деркач — мрачный парень в элегантном черном пальто. Его я видел утром. Ничего особенного в нем не заметил, кроме эталонного образа хмурого аристократа. К слову, никто не в курсе его настоящего имени. Все обращаются просто — Деркач.
Сара потирает висок и ухо, будто не особо желая слушать рассказ Макса — парень эмоционально размахивает руками, из-за чего половина виски оказывается на ближних товарищах. Они не стараются его утихомирить. И я понимаю почему. Это бесполезно.
— В Африке я вплавь чухал через реку. Вплавь-вплавь! Поняли? Вот, значит, добираюсь я до заветного бережка, выползаю на карачках, собирая рожей грязь. — Макс залпом осушает рюмку виски и обхватывает локтем шею Илария. — И тут на!
Он скидывает парня на пол с дивана, впивается зубами в его предплечье.
— Убери с меня свою смрадную тушу! — визжит Иларий.
— В этом самом месте, да-да, в этом, мне в руку вцепляется крокодил! — восклицает Макс, тыкая раз пять на влажный след от укуса на рубашке Илария. Глаза его крутятся, как ошалелые. — Я ни хрена не понял! За секунду грохнулся обратно в речку, и эта рычащая ублюдина отхреначила мою руку. Выше локтя, братцы!
— Напомни, зачем ты переплывал реку? — скучающим тоном спрашивает Виса, бултыхая вино в бокале.