Волаглион. Мой господин. Том 2

Советы Илария мало чем помогли, и я принимаю единственное верное решение — найти Сару и действовать по ситуации. Из всего обмусоленного я вычленил самое простое: проводить рядом с ведьмой больше времени.

А как это сделать, если при встрече она пускается наутек?

Тьма сосет глаза.

Я бреду по коридору второго этажа, чувствуя себя самый несчастным человеком на планете. Точнее, призраком. Или восставшим мертвецом? Ой, да понятия не имею, как томат не назови — вкус не поменяется.

Только Сара знает правду. Девушка, чья внешность не имеет изъянов, а характер — один сплошной изъян; девушка, подарившая мне вечную жизнь, но оплатой оказалась клетка. Никогда мне не влюбить в себя Сару. Она слишком умна. Я не способен на чувственные махинации.

Пора признать: через неделю, две, час, или несколько дней — все закончится. От этой мысли я не в себе. На людей кидаюсь. Даже на Илария. А он облачко медовое, а не человек, еще и видит меня насквозь, видит мое меланхоличное состояние и начинает донимать. Скоро затрахает до смерти! Такая вот категория людей: считают, что все проблемы решаются болтовней. Как же! Разговорами любовь Сары не купить. И деньгами тоже. Тогда чем?

Сама ведьма любому вскружит голову, если пожелает, и так же легко бросит беднягу, потому что — может.

Эта игра заведет меня в капкан. И все станет хуже некуда. А куда хуже? Живу в доме с монстром, который меня убил.

Хочется выбить ногами окна, разломать мебель, подраться, убить кого-то, но первый раз в жизни я лишь молча ковыляю, шаркаю по гладким доскам и раздумываю о том, каким глупцом когда-то был.

Надо с этим что-то делать, иначе впаду в алкогольную депрессию.

Солнечный свет гостиной сменяется на густую тьму лабиринта второго этажа, на холод и запах плесени. Единственный звук в коридоре — шебаршение птиц и мышей на чердаке. Я пытался туда забраться, да лестницы не нашел.

Иногда кажется, что дом меняет планировку: перемещает двери, стены, шкафы; тасует спальни и выворачивает ступеньки, чтобы я очередной раз грохнулся с лестницы (или проблема в моей косоногости?)

Заворачивая за угол, я ударяюсь о полку на стене. Лоб пульсирует от боли.

Куда же, мать вашу, делась Сара? В ее спальне — пусто.

Оглядываюсь. Дом дышит на меня мраком. Где включается чертов свет? Прижимаясь к стене, я двигаюсь дальше: аккуратно, вдоль, роняя содержимое полок, щупая пыльные книги, статуэтки... сушеную траву? Правую ногу задевает какая-то живность — лохматая, теплая — и меня передергивает. Ускоряю шаг. Ага, теперь — крыло, в которое я обычно не суюсь, но на секунду кажется, будто там кто-то ходит. Возможно, Олифер? Чтобы не спугнуть паренька, я крадусь.

Полы подозрительно липкие. Носки отлепляются от досок, издавая звук отрывающегося лейкопластыря. Стены влажные. Я словно в подземелье, где меня поджидает маленький Минотавр этих лабиринтов — мальчик с леденящей внешностью. Легенда этого места. Неуловимый призрак. Хранитель секретов дома. Он-то мне и нужен.

Я добираюсь до окна. Раскрываю рот.

— Ини?

Невеста поворачивает голову и выглядит при этом напуганной мышью в зубах кота.

— Что ты здесь делаешь? — ахает она.

— Ну как бы... живу.

— Да ты никогда не приходил в эту часть дома!

— И-и-и… что? В чем проблема? Ты территорию пометила? — острю и самодовольно хохочу. Получаю ступней в колено. — С каких пор в тебе столько агрессивности, детка? Угомонись. Я ищу Сару. Знаешь, где она?

— Оставь меня.

— Издеваешься? На вопрос ответь и уйду.

Инга вскакивает с подоконника и громко вскрикивает:

— Свали, Рекс!

— Да что с тобой?!

По-видимому, на моем лице вспыхивает ярость, а улыбка превращается в чудовищный оскал, потому как Инга уменьшается в размерах и шлепается задом обратно на подоконник.

Я наваливаюсь следом, ставлю колено между ее ног, чтобы эта придурочная не убегала.

— Не смей! Не смей трогать меня! Не смей, — вопит она.

Приходится зажать ей рот. Пепельно-розовая помада размазывается. На моих пальцах остаются отпечатки.

— Хватит визжать! Ты думаешь, что я бить тебя буду? Или изнасилую? Совсем рехнулась?

Инга перестает дергаться и убирает мою ладонь со своих губ.

— Другое дело, — киваю, но не отпускаю. — Зачем ты устраиваешь концерты? Я понимаю, в девятнадцать лет мозгов не так уж много, но складывается впечатление, что у тебя там три извилины ползают. Выкладывай!

— Ты меня напугал, — шипит Инга.

И отворачивается. Красная, точно мы школьники, которые в первый раз поцеловались.

Я открываю форточку, запускаю в дом мороз. Инге надо взбодриться и очнуться, а то ее разум летает в далеком королевстве слабоумия.

Взгляд зацепляет беседка во дворе.

Зимний сад толпится вокруг железной постройки караульным батальоном. Невероятно высокие деревья. Наверное, они росли здесь задолго до того, как появился особняк и простираются корнями до преисподней, питают землю скверной, создавая для демона родную атмосферу.

На столе — под крышей беседки — сгнившая кружка. На том самом месте, где лежала книга.

Книга…

Постойте. Это ведь… Нет. Не может быть! У книги из сна другая обложка. Или нет? Во сне на ней был чехол, да… Но страницы… О, мой бог!