Не ясно так же, обладали ли попки юных украинцев какой-то особой привлекательностью для крымчаков в части «для их наслаждений». А вот блестящая разноплемённая знать в Константинополе-Стамбуле того времени явно предпочитала поляков и украинцев русским. «Ибо московиты угрюмы и склонны к побегу».
Однако реализация этой национальной особенности — «склонны к побегу» — не обеспечивала беглецу благостного возвращения: на Руси таких не любили.
Начиная с самого первого договора с Византией, русские князья всегда принимают на себя обязательства выдавать беглых рабов. Сходные обязательства исполняли русские власти и в отношении Золотой Орды.
Несколько столетий русский человек, сумевший сбежать из чужеземной неволи, воспринимался на Руси не как герой, а как преступник, враг властей и дичь для охоты.
Власти были правы: человек, прошедший ад на византийских или турецких галерах и сумевший оттуда вырваться, уже не боялся ни земных властей, ни мук загробных.
Один из наиболее известных «московитов», прошедших этим путём — Иван Исаевич Болотников. Бывший холоп князя Телятевского сумел освободиться и вернуться. И — поднял восстание.
Ключевский даёт обобщение набегам степняков:
«В продолжение XVI в. из года в год тысячи пограничного населения пропадали для страны, а десятки тысяч лучшего народа страны выступали на южную границу, чтобы прикрыть от плена и разорения обывателей центральных областей. Если представить себе, сколько времени и сил материальных и духовных гибло в этой однообразной и грубой, мучительной погоне за лукавым степным хищником, едва ли кто спросит, что делали люди Восточной Европы, когда Европа Западная достигала своих успехов в промышленности и торговле, в общежитии, в науках и искусствах».
Ключевский говорит о 16 в., приведённые выше цитаты — о 17-м. Однако начинать надо, вероятно, с 7-го, с тех времён, когда авары-обры покорили дулебов и завели привычку, въезжая в земли этого племени, выпрягать из повозок своих лошадей, заменяя их молодыми женщинами и девушками из славянок.
Тысячу лет история России представляет собой историю заповедника для охоты на рабов. Формы обустройства этих «охотничьих угодий» менялись: на смену Домонгольской «Святой Руси» пришли Московское и Литовское Великие княжества, Царство Московское и Речь Посполитая. Но прекратить этот степной бизнес смогла только Российская Империя. Сначала на своих южных границах. Потом подобрав под себя и других страдальцев от этой напасти: Украину, Черкесию, Молдавию. Присоединив Крым и уничтожив, распахав саму Степь, Дикое Поле.
Пожалуй, ни один народ в мире, кроме китайцев, не переживал столь долгого и сильного кровопускания в своей истории.
Половцы и татары использовали сходные тактические, технологические, организационные, даже — географические решения. Одинаково ходили по одним и тем же путям за одним и тем же товаром — двуногой русской скотиной.
Вот такую, рядную, вязку полона, «самару» на ровном льду широкой Десны я и увидел сегодня. Увидел, но не понял. Теперь хоть знать буду.
Ивашко, тяжело отдуваясь, остановил лошадей перед спуском в небольшую лощину. От лошадей валил пар, от Ивашки и подошедшего к нам Ноготка — тоже.
— Заморился? Давай я вперёд пойду.
— Погодь. Вона сосна раздвоенная. А напротив её… Не видать отсюда. Постойте-ка. Надо глянуть.
Ивашко, проваливаясь в снег чуть не по пояс, двинулся по лощине в сторону.
— Что скажешь, Ноготок? Будет погоня?
— Да кто ж знает? Должна быть. След-то вон какой. Чарджи лук не выпускает.
Вернувшийся довольный Ивашко сообщил:
— Всё, поворачиваем туда. Я эти места уже знаю. Вон туда, вёрст десять, Сновянка моя будет.
— А… А тебя же там узнают!
— Не. Я в лесу подожду. Да и вообще — война же. Обойдётся.
Эти десять вёрст мы пробивались часа четыре. Хотя, возможно, вёрст было больше. Кто их в здешних лесах считал? Усталость, непрерывное напряжение сил на каждом шагу, забота о лошадях, как-то отодвинули тревогу о возможной погоне, о серых всадниках у нас за спиной.
Во время очередной передышки я услышал то, что пропустил на реке: шедшая впереди нас тройка Борзяты свернула на этот же поперечный санный след. Но вправо, на юг. Мои спутники предположили, что наши преследователи разделились — часть пошла за первой тройкой. Возможно, их осталось слишком мало, чтобы преследовать нас. А взятая на хуторке добыча потребовала внимания и уменьшила охотничий азарт.
Уже в сумерках мы вышли к Сновянке.