Волчье Логово

Ангел швырнул вниз камень — тот попал в поднятый щит готира и раздробил ему руку и плечо. Раненый чудом удержался на стволе, но камень ударил по шлему нижнего солдата и сбросил его вниз. Камни градом посыпались со стены, а враги все лезли, и десятка два уже взобрались на стену.

Сента, прыгнув вперед, ткнул мечом в горло первому из врагов. Мириэль бросила лук и ухватилась за веревку, накинутую на первый ствол.

— Помогите мне! — крикнула она, и трое ближних воинов бросились к ней. Вместе им удалось сдвинуть ствол с лезущими готирами на фут вправо. Бревно, потеряв равновесие, заскрипело и рухнуло. Один готир прыгнул все же на стену, но не удержался и с воплем свалился в долину. Падающее бревно врезалось в другой ствол и на миг остановилось, но тут же поехало вбок вместе с ним.

— Отпустите веревку! — крикнула Мириэль. Веревка, взвившись вверх, хлестнула по стене, точно кнут. Падающие лестницы увлекли за собой третью. Мириэль кинулась вдоль стены к Сенте. — Лестницы стоят почти вплотную, — сообщила она. — Если свалишь одну, упадут все три, а то и четыре.

Он взглянул в сторону, куда она указывала, и кивнул. Предоставив на время надирам отражать врага, он взял одну из приготовленных веревок, накинул на ствол и стал тянуть. Ствол не сдвинулся с места, Мириэль присоединилась к Сенте, но тоже без успеха. Ангел, видя это, послал к ним четырех человек.

Один из готиров, взобравшись наверх, бросился на Сенту. Тот заметил опасность слишком поздно, но успел бросить веревку и пнуть врага в колено. Готир упал, и Сента рубанул мечом ему по шлему.

Солдат попытался встать. Сента двинул его плечом и сбросил во двор.

Мириэль и остальные продолжали тянуть лестницу, но она застряла между двумя зубцами стены. Ангел подобрал чей-то топор, нырнул под веревку и нанес сокрушительный удар по искрошенному камню. После трех ударов гранитный зубец закачался. Ангел пнул его ногой, и камень рухнул вниз. Бревно, грохнувшись о соседний зубец, переломилось.

Всех тянувших веревку отбросило назад, Мириэль смело со стены. Видя, что она падает, Ангел ухватился за веревку. Она содрала ему кожу с пальцев, а падающая Мириэль подтащила его к самому краю. Но он все держал, не обращая внимания на боль и опасность падения. Его уже тянуло вниз, но надирский воин навалился на него, а подоспевший Сента ухватил его за ноги.

Мириэль болталась в пятнадцати футах от гребня стены. Когда веревка перестала скользить, она вскарабкалась вверх, перекинула ногу через парапет, и надир втянул ее на стену. Ангел поднялся на ноги. Ладони его были изодраны в кровь.

Сброшенная лестница повалила семь других, убив больше сотни солдат. Боясь, как бы их не постигла та же участь, оставшиеся готиры слезли вниз и отступили за пределы выстрела. Ликующие надиры сбросили наземь оставшиеся стволы. Субай, бросив свой резерв, взбежал на стену, повернулся к врагу спиной, спустил штаны и обнажил зад. Надиры взвыли от восторга.

Орса-хан, высокий полукровка, поднял меч над головой и стал выкрикивать какие-то слова. Защитники подхватили их, посылая свой громовой клич недоумевающим готирам.

— Что они кричат? — спросил Ангел.

— Это конец боевой песни Волков, — сказал Сента. — В стихах я перевести не сумею, но примерно это звучит так:

Мы надиры,

Вечно юные,

Сталью пытаны,

Победители.

— Никто их особо сталью не испытывал, — заметил Ангел.

— Поэт он и есть поэт, — засмеялся Сента. — Ступай перевяжи себе руки, ты все закапал кровью.

Глава 18

Быстрое течение лет и сопутствующий этому упадок сил бесконечно раздражали Кеса-хана. Он с юности занимался тайными науками — учился повелевать демонами и странствовать по туманным тропам, ведущим в прошлое и будущее. Но тогда, будучи молодым и полным сил, он еще недостаточно отточил свое мастерство, чтобы осуществить все это, — теперь же, когда все ему доступно, ветхое тело отказывается ему служить.

Да, жизнь — подлая штука, признавал Кеса-хан, невольно усмехаясь над тщетой существования. Он разворошил огонь в своей жаровне, стоявшей на каменном полу в верхней комнате замковой башни. Потом взял из глиняного горшочка, поставленного заодно с прочими драгоценными сосудами вокруг огня, щепотку зеленого порошка и бросил в пламя. Перед ним возник Нездешний, входящий в городские ворота Гульготира. Он был одет, как сатулийский торговец — в серый шерстяной балахон и бурнус, перевязанный косичкой из черного конского волоса. На себе он тащил огромнейший тюк и шаркал ногами, точно скрюченный ревматизмом старик. Кеса-хан улыбнулся.

— Цу Чао ты не проведешь, но никто другой тебя не узнает, — сказал он. Картина померкла раньше времени, и Кеса-хан, тихонько выругавшись, подумал о кристалле, лежащем на золотом полу под замком. “С ним ты опять помолодеешь, — сказал он себе, — и проживешь еще много столетий, помогая Собирателю”. — Полно, — сказал он вслух. — Будь это так, разве не увидел бы ты себя в одном из будущих? Не обманывай себя, старик. Смерть близка. Ты сделал все, что мог, для будущности своего народа, и тебе не о чем жалеть.