Волчье логово

Виктор Гюго «Собор Парижской богоматери»

Тут она запнулась… поток слез хлынул у нее из очей, и в нем захлебнулись ее слова:

– Это ты, ты, Медард, это тебя я так неизреченно люблю!

Э. Т. А. Гофман «Эликсиры Сатаны»

Долга была ночь, ночь была холодна,

Так холодны были ступени, -

И призрак туманный смотрел из окна,

При блеске Луны в полутени.

Генрих Гейне

В старой, маленькой часовне замка де Сюрмон царил вечерний полумрак и освежающая прохлада. На витражах, утопавших в надвигающихся сумерках, догорали последние алые искры заката. С высоких, стрельчатых окон смотрели на зрителей доблестный святой Георгий, увлеченный жаркой битвой со Змием, участники торжественной коронации Карла Великого или кроткие, ликующие ангелы, встречающие на небесах чудесным образом вознесенную туда Марию… Было темно и тихо. В прохладном воздухе звонко отдавался каждый шорох. У алтаря плясали огоньки нескольких оплывших, догорающих свечей.

Бланш в задумчивости склонилась над умирающими язычками пламени. Ее стройная фигура, облаченная в строгое темно-синее платье, сливалась с окружающим туманным полумраком. И только бледное лицо и светлые волосы белым пятном выделялись в сгустившейся тьме. Она была в часовне совершенно одна. Но она не молилась. Она думала о Юсуфе, которого, после их удивительной ночной прогулки, она уже три дня не видела в замке. Это были сбивчивые и тревожные мысли. Что с ним произошло? Где он теперь? Бланш думала о нем каждую минуту. Но он… Приходила ли ему хотя бы однажды мимолетная мысль о ней?..

Вдруг позади нее раздались медленные, тяжелые шаги, гулко отдававшиеся под темными сводами пустой часовни. Бланш стремительно обернулась и невольно отпрянула назад. Это был Юсуф! Мрачный гений ее безумных грез внезапно вырос перед ней из кромешного мрака, подобно зловещему призраку. О, он и в самом деле походил на кошмарное видение! Угасающее, красноватое пламя свечей осветило его бескровное, желтоватое лицо, сверкающие лихорадочным огнем расширенные зрачки и пересохшие, потрескавшиеся губы. Он был небрит. Одежда была в беспорядке. Пальцы его дрожали. Плечи безвольно согнулись. Все движения сарацина выдавали смертельную усталость и опустошенность.

Когда к испуганной девушке вернулся дар речи, первая же мысль невольно сорвалась с языка:

– Боже мой… что это? Юсуф, это вы?..

– Кажется, я, – прозвучал странный ответ.

– Почему вы так надолго исчезли после того ужасного праздника? Что опять случилось?

– Я был болен, – бесцветным голосом ответил он. – Я несколько дней пролежал в горячке и ничего не помню… Но все это не имеет значения. Я… я хочу рассказать тебе… Я хочу поговорить…

Он не смотрел на Бланш. Он говорил, как будто сам с собой. Но она видела, насколько он был взволнован и растерян.

– Вы все еще нездоровы. Я вижу, вы устали. Быть может, сядем в исповедальне, – несмело предложила она.

Но как только они оказались за темной решеткой и сели на холодную скамью, Юсуф медленно соскользнул к ее ногам и, низко опустив голову, замер в странной неподвижности. Она слышала его тяжелое, неровное дыхание. Ему как будто не хватало воздуха. Остановившимся взором он впился в лиловое, блестящее окно напротив, словно желал впитать все краски ускользающего от него мира. Одной рукой он судорожно уцепился за край скамьи, точно пытался найти опору на краю разверзшейся перед ним пропасти… Бланш стало страшно. Но она не могла произнести ни слова.

– Все, что происходит со мной, это так ужасно! – с отчаянной искренностью произнес он. – Мой рассудок в тумане! Я уже ничего не понимаю… Кто знает… может быть, я умираю… Какой смысл говорить тебе об этом? Что это может изменить? Моя жизнь никому не нужна. Это вовсе неудивительно. Кто станет думать о жалких осколках того, что когда-то было человеком?.. Да и было ли? Или я всю жизнь был несчастным безумцем?

Бланш сделала протестующий жест и хотела что-то ответить, но он не позволил ей: