Волчье море

Впрочем, время мы потратили не впустую — присмотрелись к жизни в той части города, где никто не заботился о хлебе насущном. Люди, похоже, приходили в роскошный дом Хониата без видимой цели, так, постоять на красивой галерее, посмеяться и поболтать, погреться и насладиться теплом полов, особенно приятным в этот студеный и сырой денек.

Они пили вино из чаш, проливали, смеясь и любезничая, в знак подношения древним богам, упрекали друг друга за винные пятна на рукавах дорогих одеяний, поглаживали одежды липкими пальцами в кольцах. Мы с Сигватом некоторое время гадали, можно ли снять эти кольца, не отрубая пальцев, и прикидывали, откуда берется тепло, если внизу не видно огня.

Хониат, к которому нас наконец провели, оказался человеком высокого роста, в белом с золотом платье и с длинными серебристыми волосами. Он вел дела, восседая в кресле, окруженный людьми, что промокали его горячими тканями, натирали сливками, а затем, к нашему изумлению, стали раскрашивать, будто женщину. Даже намазали бурым веки.

Держался он снисходительно — и то сказать, перед ним предстал плохо одетый мальчишка-варяг, с завернутым в тряпье предметом в руке и в сопровождении косматого здоровяка с лисьим лицом и крохотного монаха-еретика, что говорил на латыни и по-гречески с ошибками и сверкал глазами-бусинками.

Однако, увидев монеты, Хониат задумался, что меня не удивило. Это ведь монеты Вельсунгов, единственные в мире, поскольку прочие до сих пор томились во тьме кургана Атли. Хониат долго крутил их своими толстыми, разукрашенными пальцами. Он знал, сколько такие монеты стоят серебром, — и, более того, знал, откуда они и какие слухи ходят о Братстве.

Он попросил показать меч, и, осмелев и рассчитывая на благосклонность, я развернул тряпицу. Все мгновенно изменилось. Хониат едва смог заставить себя дотронуться до клинка, но сразу понял, что за Орм перед ним, оценил красоту оружия, пусть и ведать не ведал, что означают руны на рукояти и на лезвии.

— Это вы тоже продаете? — спросил он, но я покачал головой и снова завернул меч в тряпицу. Я заметил в его взгляде чувство, к которому уже начал привыкать: это был алчный, расчетливый взгляд человека, надеющегося узнать, насколько правдивы слухи о чудесном серебряном кладе. Меч, вновь очутившийся в тряпице, мнился лучом заходящего солнца для цветка, и Хониат неотрывно следил за движениями моих рук, заворачивающих оружие в грязное тряпье. Я догадался, что зря похвастался, что теперь он попытается завладеть мечом.

Прогнав цирюльников и прочих слуг взмахом руки, он предложил нам вина; я согласился и сделал глоток — неразбавленное, без воды, и я громко рассмеялся на эту уловку. После долгого торга Хониат неохотно признал, что не сумеет с выгодой для себя обменять монеты на серебро и не получит намеков на местонахождение сокровищ.

Он купил монеты и драгоценности, заплатив толикой денег сразу и пообещав остальное вскоре, — и мы содрали с него лишку за попытку меня напоить.

— Хорошо, — обрадовался брат Иоанн, когда мы вышли на мокрую от дождя улицу.

— Лучше глядеть в оба, — пробормотал Сигват, заметивший то же, что и я.

А потом, обернувшись, чтобы бросить прощальный взгляд на мраморный дворец, мы увидели Старкада, спокойно входящего в ворота, будто закадычный друг хозяина, вовсе не таящегося, но все же поглядывающего по сторонам. Даже без хромоты, этого дара Эйнара, мы с Сигватом узнали нашего заклятого врага, — но тут из-за угла вывернула городская стража, и мы поспешили прочь, покуда нас не заметили и не начали задавать неприятные вопросы.

Это было несколько недель назад, и Хониат, надо отдать ему должное, проявил терпение и хитроумие, дождавшись, пока мы — лично я — слегка расслабимся и утратим бдительность.

Да, да. Мы знали, у кого рунный меч, верно, но от этого становилось только хуже.

Финн все багровел и наконец порубил голубя, которого ощипывал, в кровавые клочья, выпустив свой гнев, а потом тяжело плюхнулся на лавку. Радослав, явно под впечатлением, извлек несколько перьев из своей плошки и продолжил медленно есть, сплевывая косточки. Все молчали, и сумрак все ближе подползал к огню, словно побитый пес.

Брат Иоанн подмигнул мне, отчего его круглое лицо с глупой бороденкой сморщилось, и позвенел горстью серебра в кулаке.

— У меня достаточно на одну кружку того пойла, что наливают в «Дельфине», — объявил он. Отбивает вкус похлебки Финна.

Тот нахмурился.

— Слышь, карлик, когда наберешь побольше серебра, может, мы сможем позволить себе еду получше этих крылатых крыс. Привыкай. Пока не вернем меч, жратва будет только хуже.

Все заулыбались, хотя утрата рунного меча лишила улыбки веселья. Здешние голуби были жирными и наглыми, как морские разбойники, но их легко подманить хлебными крошками. И вкус у них гадостный. Так что все поддержали монаха, один я решил уточнить, где он взял серебро. Брат Иоанн пожал плечами.

— В церкви, паренек. Бог послал.

— В какой церкви?

Маленький священник неопределенно махнул рукой куда-то в сторону Исландии.