Волчье море

Льот протолкался вперед, оглядел всех и коротко спросил:

— Ну?

Я раздумывал, морща лоб, и в конце концов решил идти вниз с Коротышкой Элдгримом, Финном, Сигватом, Квасиром и Ботольвом. И взял бы заодно скальда с братом Иоанном, чтобы не упускать сказителя из вида. А что до клинков, следовало прихватить и Льота, которому, как я твердо указал, надлежало идти первым.

Сказать такое было куда проще, чем сделать, и в итоге я сам шагнул первым в зияющую пасть тьмы. Быть может, причиной тому холодный камень вокруг и стылая ночь в пустыне, но зубы вдруг застучали, и пришлось их стиснуть. А когда я обернулся, чтобы убедиться, что иду не в одиночку, то увидел Финна, грызущего римский костыль.

Я двигался на ощупь, а затем замер, приметив тусклое желто-красное свечение; его было достаточно, чтобы разглядеть стены. Ступени привели на площадку, справа начиналась новая лестница, и из сумрака проступали очередные львиные головы и какая-то ниша.

Студеный воздух отдавал застарелой пылью. Пол усеивали каменные обломки. Едва я сошел с последней ступени, послышался шорох, а когда побратимы вскинули факелы, по пещере заметались тени.

Торхалла стояла рядом со Скарпхеддином и его людьми, а Свала держала Козленка, бледного и трясущегося всем телом. В неверном свете факелов блики на лезвии у его горла отливали кровью.

За ними из пола словно вырастал огромный камень, поверх которого высилась статуя — суровый и надменный мужчина. Некогда он был покрыт золотом, а в пустых глазницах наверняка сверкали самоцветы. Но это было давно. Ныне это была просто статуя, даже древняя резьба почти стерлась.

— Я говорила, я говорила, — закудахтала Торхалла. — Я говорила, что так будет. Он идет, сын мой.

— Ты говорила, — угрюмо подтвердил Скарпхеддин.

Побратимы придвинулись, укрываясь щитами, с оружием наперевес. Люди Скарпхеддина зашевелились, а сам ярл-бочонок прокашлялся.

— Лучше бы нам обойтись без этого, — сказал он и мотнул головой в сторону Козленка, обвисшего в хватке Свалы, по-прежнему с ножом у горла, подрагивавшего, точно птичье сердечко. Я перехватил взгляд девушки, а она улыбнулась краешками губ.

— Бросайте оружие, — велел Скарпхеддин.

Я видел Свалу, я знал, как она поступит. Я махнул рукой, и по пещере прокатилось громкое эхо, когда мечи и щиты полетели наземь. Потом будто пронесся ветерок — это дренг Скарпхеддина дружно выдохнул.

— Скажи нам, — произнесла Торхалла, выдвигаясь вперед, и ее лицо наполовину скрылось под накидкой. Вдруг почудилось, будто она давно мертва, а ее зачем-то откопали.

— Отпустите мальчика, — ответил я, зная, что они не согласятся.

— Когда скажешь, где спрятан клад, который вы нашли в прошлом году, — возразил Скарпхеддин, закладывая пальцы за туго затянутый пояс.

— Скажи, — опять закудахтала Торхалла, — скажи!

Я раскрыл было рот — и закрыл снова. Сам не знаю, почему. Мне думалось, жизнь Козленка — справедливая цена за проклятое серебро; пожалуй, я бы солгал им, не промедлив и мгновения. Но на миг меня словно озарило, и я понял, что любой ответ обернется одним исходом — Козленок умрет.

В тишине прозвучал голос, негромкий и умиротворяющий, как поцелуй лжеца.

— Мальчик не так уж для него ценен, — проговорил Радослав, проталкиваясь вперед из задних рядов дренга. — Обычный мальчишка. Я ведь вас предупреждал. Этого хватило, чтобы заманить их сюда, но мало, чтобы Орм сдался.

Радослав. Живой и здоровый, с ухмылкой загнанной в угол крысы. Все стало ясно, как в свежей дождевой луже. Финн зарычал, и от этого рыка меня пробрал озноб.

Радослав усмехнулся, разглядывая мое искаженное ненавистью лицо, и развел руками.

— Я всячески вам помогал. Мой корабль, мое время, мое терпение — все было вашим, однако вы твердили, что вам необходим тот дурацкий меч, чтобы найти серебро. Я был заодно с тобой, молодой Орм, но, похоже, ты слишком боишься. А вот я не боюсь. Я отправлюсь за сокровищем, как только ты откроешь, где оно. Итак, что тебя переубедит — точнее, кто?

Я не мог выдавить ни слова, столь наглая измена полностью лишила меня дара речи. Я воочию увидел, как он вынимает нож из шеи дана в том переулке, как пинает мусор на лестнице под амфитеатром. И теперь вот так?

Финн за словом в карман не полез.

— Ты ползать умеешь, слизняк? — Он сплюнул. — Я отрублю тебе ноги и вырежу это клеймо с твоего черепа, ты, боров недорезанный.

Я все еще находился в том переулке в Миклагарде, слышал спокойный голос Радослава: «Он назвал тебя вонючей свиньей». Как я мог так ошибиться в нем? Или эти ведьмы так над ним потрудились?

Да нет, просто я был слепцом. Алчность одолела его давным-давно, а в компании Торхаллы и Свалы она лишь расцвела буйным цветом. Алчба сочилась из его взгляда, словно вытекала из голоса, когда он повернулся к Финну. Его улыбка ярко сверкнула в полумраке.