Некоторые болтают, что Бранд стал ярлом, потому что гнул спину перед конунгом Эйриком, а потом перед его сыном Уловом. Говорят, Улову следует править только свевами и геатами, ведь он забрался на колени Свейна Вилобородого, как собачонка, а значит, Бранд — собачонка собачонки.
Врут, право слово, врут. Улова прозвали Скотконунгом — Конунгом на коленке — потому, что он собрал покоренных его отцом Эйриком свевов и геатов и заставил их сыпать себе на колени по горсти земли; этот обряд означал, что он вступает во владение землей и ему будут платить серебром за ее сбережение. Мыту, одним словом.
Улов, как и прочие конунги, принудил этих восточных северян, которые даже не говорили на добром северном наречии, примкнуть к его владениям — а Бранд прикрывал ему спину, как прежде — его отцу. И гривна с рунной змеей ныне обнимала шею Бранда.
Что ж, он предложил идеальное решение. Так я спасусь от Великого Города и обрету защиту от Святослава и его свирепых сыновей, а потому смогу быстрее вернуться на север. Гривна ярла по-прежнему пригибала к земле, отягощенная с обоих концов рунным мечом и поработившей меня клятвой Братству. Мимолетное равновесие грозило в любой миг повести в одну или в другую сторону, и тяжесть была чудовищной.
Но все, о чем я мог думать, застилала
— А что со Свалой? — спросил я.
— Ты даже об этом Али-Абу не спрашиваешь, — хмуро укорил Бранд. — Ярлу надлежит думать головой.
Я понял свою ошибку, сумел улыбнуться и прицокнуть языком.
— Будь у меня золотое чело, я бы согласился, — сказал я, чувствуя, что мои губы немеют от набида, и он усмехнулся. — Но я знаю, что ты обещал присмотреть за двумя детьми этого Али-Абу, покуда он не вернется, чтобы не сбежал. Ты щедро сыплешь, и я найду Старкада для тебя. Вполне может быть и так, что я вложу свои руки в твои, когда мы очутимся на родной Балтике. Или нет.
Еще я знаю, что мои люди наблюдают, как мы с тобой беседуем, и было бы лучше для нас обоих, чтобы некий залог перешел из рук в руки прямо тут, когда мы будем передавать тот кожух, ибо в нем немалое сокровище. Как говорят, в каком мешке тише всего шуршит, в том больше всего крыс.
Бранд улыбнулся и кивнул, в который раз оглаживая свои роскошные усы.
— Не будет удачи тому, кто убьет вельву, — проговорил он чуть погодя, удивив меня тем, что сам коснулся этого. Я-то думал, мы нарочно о ней умалчиваем. Где-то поблизости хрустнула, разламываясь, скамья, и толпа пьяных мужиков восторженно заревела. Бранд покосился на них, продолжая поглаживать усы, а потом, не отводя взгляда, произнес: — Надеюсь, твой Финн молится другим богам, и они утихомирят Фрейю, оскорбленную убийством матери Скарпхеддина. Римский костыль — да уж, такое ей было не затупить. Хотел бы я знать, о чем она подумала в тот миг.
— О римском костыле, — ответил я, и он криво усмехнулся, а затем вдруг сделался суровым, как камень.
— Эта Свала на самом деле саамская ведьма с диковинным именем, и я не отпущу ее, покуда она не исцелится, — сказал он твердо. — А потом продам какому-нибудь мусульманину или иудею, что не убоится ее ворожбы. А едва она станет рабыней, ее сила начнет уменьшаться.
Я помолчал. Вряд ли мусульманину или иудею не страшна сила сейд, они вполне могут сойти от нее с ума, да и ладно. Не сомневаюсь, Свала и правоверного христианского святого одолеет, но вот продавать в рабство… И в голосе Бранда вдобавок прозвучало обещание боли и крови. Ярл Бранд был по-своему щедр и мягок — но почему у меня на губах до сих пор привкус руммана?
— Продай ее мне, — предложил я, немало изумив Бранда.
Он наморщил лоб.
— Знаешь, она опасна. Клянусь задницей Одина, молодой Орм, у нее теперь лицо как жеваная фига, благодаря тому ворону, и она ненавидит всех нас, но все же продолжает плести паутину сейд и заставляет тебя ей помогать. Какие еще предупреждения тебе нужны?
— Продашь или нет?
Он подумал немного и покачал головой, а мое сердце упало.
— Не хочу твоей гибели, — сказал он. — Но судьба твоя с нею связана, а никто не в силах нарушить прядение норн, не уплатив виру. Я не хочу продавать саамскую ведьму человеку из Вика, но вот что я сделаю. Вернись с доказательством того, что Старкад мертв. Это будет означать, что ты и вправду отмечен богами, а заодно у тебя будет время пораскинуть мозгами и решить, так ли тебе нужна эта женщина.
Спасибо и на этом. Я утвердительно кивнул. Бранд кивнул в ответ, и сделка состоялась. Я ждал кошеля с серебром взамен кожуха, но Бранд был истинным ярлом и сумел меня удивить. Он встал и затопал по скамье, дождался, пока все притихнут, а потом снял с шеи серебряную гривну и протянул мне.
Говорить ничего не требовалось, северяне знали, что это значит, а иудеям, арабам и грекам можно объяснить позже. Одобрительный рев и топанье ног слышались очень долго после того, как я принял этот дар плетеного серебра и положил себе на грудь. Ночь выдалась привычно жаркая, но серебро обожгло кожу льдом.