– Мы всё делаем правильно! – крикнул Шурка. Он сам не знал почему. Не мог бы даже сказать, что именно он сделал. Он просто это знал. Он все сделал правильно.
– Я знаю!
И тоже стал прыгать, растягивать шаги. С кочки на кочку. Поглядывал на бурые лужицы между кочками. Хватался за тощие кустики. Иногда раздавалось громкое «буль», и на рыжей поверхности лопался пузырь.
Глава 13
Колонок припала ухом к фанерной двери. Дверь подрагивала, вагон мотало. Колонок просунула под висок ладонь – чтобы не выдать себя, стукнув о дверь головой. Показала Тане в конец коридора: «Тс-с».
Таня тихо опустила полное ведро. Тряпка качалась и билась о его борта, как в шторм. Теперь каждое число тряпкошагов приходилось умножать вдвое. Если не втрое: поезд был полон раненых. Он несся прочь от фронта, в тыл, туда, где солдат переведут в большой поезд-госпиталь. Или просто – в госпиталь.
На ходу перевязывали, делали уколы, промывали, ставили дренаж, вытягивали гной.
Но оперировать на ходу – резать, накладывать зажимы, сшивать края раны – Емельянов не мог.
Колеса стучали, их стук дробил голоса за дверью. «У него начался отек, дренаж черепа необходим», – настаивал врач Емельянов. Что-то возражал командир поезда Мирзоев. «…Линия фронта давно позади». «Не давно». Потом Колонок разобрала «иначе не довезем» и «жизнь человека зависит». Командир поезда рявкнул. Ручка двери дернулась в сторону. Колонок отпрянула от двери, ринулась в конец коридора, Таня поспешно утопила руки в мыльной воде. Емельянов выглянул. Одна из санитарок мыла коридор, другая шла ему навстречу.
– Бегите к Соколовой, – распорядился он. – Будет срочная стоянка. Готовьте операционную.
Колонок подхватилась, помчалась по шаткому коридору, толкаясь руками то от стены с окнами, то от стены с дверями.
Емельянов торопливо ушел следом.
Высунулся командир поезда Мирзоев. Усы топорщились. Повел головой направо, налево. Спорить было не с кем. Только возила тряпкой по полу одна из санитарок.
– Вайсблюм!
Таня вытянулась.
– Ты хоть, что такое линия фронта, знаешь?
– Линия фронта есть…
Мирзоев любил научные определения. Например, «эпицентр». Таня припомнила, что говорилось про линии в школе на уроках геометрии.
– …есть кратчайшее расстояние между двумя точками.
Мирзоев ошеломленно посмотрел на нее. Таня моргала, изображая прилежание.
– Ну ты и дура, Вайсблюм.
– Почему? – удивилась Таня.
– Линия фронта есть явление гибкое! Изогнутое. А самое главное, подвижное. Сегодня она вот такая. А через час – другая. Через минуту – другая. Ясно?
– Ясно, товарищ командир, – Таня заморгала быстрее.
– А Емельянову не ясно, – буркнул тот и задвинулся обратно в свое купе. Таня взялась за тряпку. И чуть не полетела вперед – через ведро, через собственный нос. Плеснула вода. Поезд ткнулся. Отбросил всех назад. Вода плеснула в другую сторону. Заходила в ведре ходуном. Поезд встал.
Таня приподняла занавеску. Лес за окном… Таких она еще не видела. Он был пустой. Таня отпрянула от занавески, ногой задвинула ведро в угол, на ходу содрала фартук, пронеслась мимо часового. Мимо другого.
Рванула дверь. Сунулась к своим. Только толстенькая Шелехова сидела на койке. Одной рукой держала, оттянув, прядь надо лбом, другой яростно работала расческой.
– А где все?
– Колонок в операционной. Иваша пошла поменяться книжкой. Завалится, будет читать.
– А Дёма?
– Дёма и Коко унеслись щипцы греть. Будут кудри на горячее вить. Раз уж стоим. Такой шанс!
– А ты?
Прядь надо лбом под взмахами расчески превращалась в пушистое облако.
– Я пока кок взбиваю. Сядь. Тебя тоже навьем.
Шелехова сунула в рот шпильки. А пальцами стала скатывать надо лбом валик.
– Не, я погулять хочу.
– М-м-м-м, – ответила с полным ртом.
– Пошли со мной?
– М-м.
– Не надоело в четырех стенах?
– М-м.
Таня махнула на нее рукой и сорвалась дальше. Заметила белый халат. Соколова теребила замок, толкала дверь. В углу рта закушена папироса – последняя, потом она уйдет в операционную.
– Товарищ Соколова! Товарищ Соколова! – не выдержала, закричала на бегу Таня. – Разрешите обратиться!
Та склонила голову: ну?
– Пройтись. Посмотреть. Подышать, – выпалила Таня. – Разрешите? Пока стоим.
Соколова обдумала, пока закуривала. Затянулась, так что ввалились щеки.
– Ну сходи, пройдись, подыши, – выплыло вместе с голубым дымком. – Только от поезда не отходи. Как закончим, сразу мой операционную. Ясно?
– Есть! – и Таня, в чем была, спрыгнула со ступенек. Шаги хрустнули по гравию насыпи. Потом затрещали по опавшим листьям. Как будто она перешла невидимую границу.
Поразилась, глядя в лес: пустой.
Обернулась на поезд. Соколова, стоя в дверях, быстро глотала дым, быстро затягивалась, озабоченно глядела себе под ноги. Таня знала: мысленно проходит сейчас будущую операцию.
Таня сунула два пальца в рот. Соколова подняла голову на свист. Усмехнулась, погрозила пальцем:
– Научила ж я тебя на свою голову.
Таня ответила сияющей улыбкой счастья. Соколова смяла о железный косяк, отбросила щелчком на насыпь. Помахала Тане рукой.
– Далеко не уходи, – напомнила.
Дверь осталась открытой: пустой удивленный рот.
Таня хрупала по сухим листьям.