Волчье поле

— В Невоград гонцов отправим. В Нижевележск тоже. Ко знемам посольство — просто чтобы «вечный мир» подтвердить. Даров им свезти побольше…

— Не делал бы я того, княже, — покачал головой Ставр. — Враз об угрозе ордынской проведают и с теми же саптарами сговорятся.

— Тоже верно, — согласился Арсений Юрьевич. — Думайте, бояре, чего еще измыслим?

Олег Кашинский вздохнул, кашлянул, немилосердно рванул себя за бороду.

— Лесному хозяину б жертву принесть…

— Что несешь, какую жертву! — вскинулся было владыка, но, видать, более по привычке.

— Да вот такую, отче Серафиме, — не уступил старый боярин. — Пусть Сын Господень меня простит, да только я перед каждым делом Батюшке-Лесу поднести не забывал. А тут — не от себя надо, от всей Тверени!

— И что — помогало? — усмехнулся князь.

— Помогало, княже. Помнишь, когда со знемами толкались за Городец выморочный?

— Так то когда было, Творимирович! Ты тогда на поединок выходил, ихнего заводатая с коня сбил…

— А почему сбил? — упорствовал боярин. — Потому что жертву принес.

— А может, оттого, что копье крепче держал да на коне лучше сидел? — не удержался и воевода.

— Будет спорить, — прервал бояр владыка. — Прости, Олег Творимирович, что голос на тебя возвысил. Мню, что всех, кого можно, о помощи просить надобно. Потому как если и есть тут хозяева лесные — так пусть уж помогают, а не вредят.

Глава 2

1

Упали морозы и легли снега. Встали реки, протянулись по всей Роскии надежные ледяные дороги, тронулись в путь купеческие караваны. Под толстым белым одеялом дремлют земли росков, дремлют — да лишь вполглаза, тревожно, не в силах забыться.

Помнили по всем княжествам от Невограда до так и не оправившегося Дирова, как страшной зимой по вот так же замерзшим Велеге, Оже и прочим рекам — катился от града ко граду огненный ордынский вал, не оставляя ничего живого. Прахом и пеплом распался отбивавшийся до последнего человека Резанск, сгорела Смолень, Дебрянск жители бросили, дружно подавшись в окрестные леса, да только помогло то мало — едва вернулись, нагрянули ордынские охотники за полоном.

Уцелели Невоград с Плесковом, да лишь для того, чтобы застонать под тяглом ордынского выхода. Умен был хан Берте, внук Саннаев, знал, когда надо зорить под корень, а когда — страха довольно.

Коротким холодным днем плыли над головами мохнатые облака, сеяли на спящую землю легкую, легчайшую снежную крупу, словно пахарь, шагающий весенним полем; а в саму Тверень тем временем въезжал баскачий поезд.

Темник Шурджэ не изменил себе, отказавшись от пышных, в Чинмачинских краях взятых паланкинов. Он ехал впереди избранной полусотни нукеров, уперев в бок левый кулак и бесстрастно глядя поверх голов. Впереди на высоком речном берегу лежала Тверень, ворота широко раскрыты, там стоит почетная стража, но вот народа по обочинам нет совсем, и это хорошо — ибо побежденные должны жить в вечном страхе перед победителями. Воину не к лицу взирать на раболепно согбенные спины — пусть этим наслаждаются царедворцы, которых и так теперь слишком много. Саннаиды и те все чаще рождаются не с саблей в руке, но с удавкой и отравой, все чаще поглядывают с вожделением на ханский престол, забыв о главном. О том, что воин побеждает врагов на поле брани, захватывает их города, берет их женщин, продает в рабство их детей и радуется победе. А вот если покорённые сбегаются поглазеть на победителей — это плохо. Это значит, что пропал страх и скотине пора пустить кровь.

На Тверень пал ужас, и темник позволил себе улыбнуться. Разумеется, так, чтобы никто не видел.

За спиною Шурджз покачивались в седлах десять сотен отборных степных воинов, каждый стоил в бою десятка этих лесных червей. Темник не боялся никого и ничего, он действительно не знал, что такое страх. Когда у самых ворот вдруг проснувшийся ветер швырнул в лицо потомку Санная снег и невместный среди дня волчий вой, саптарин не повел и бровью, хотя многие из его воинов схватились за резные подвески-обереги, отводя недоброе. Не страшна была Тверень с ее распахнутыми воротами, не страшны вышедшие навстречу пешие данники, страшен был пробившийся сквозь свист ветра голос, велевший повернуть коня и уходить. Из чужих лесов в свои степи. «Ступай прочь, — велел некто невидимый, — или не жить тебе», но потомки Санная отступают лишь по приказу великого хана.

2

…Боярин Обольянинов ждал незваных гостей сразу за городскими воротами. Он не взял с собой никакого оружия, как и другие тверенские набольшие, отправленные князем встречать беду. Приготовлены под парчой богатые дары — Анексим Всеславич невольно вспомнил, как зло рылся в сундуках Олег Кашинский, как швырял служке изукрашенное оружие, мало что не смяв, бросал на поднос золотые чаши и серебряные кубки, пинал скатки дорогих авзонийских тканей, чуть не пригоршнями отсыпал бережно хранимый речной жемчуг, мелкий, но чистый-чистый.

— Да пусть подавится, басурманин!