Волчье солнышко

– Потому что я тебя люблю, – сказал Хрусталев. – Чисто и нежно. Сам удивляюсь. Слушай, Женька, если я умру – ты умрешь за компанию?

– Ага, – сказала Женя. – Обязательно и непременно. А пока ты еще живой, иди ты к черту… Пойду за грибами, надоели мне ваши пьяные рожи, господа офицеры. На шашлыки поглядывайте – подгорят.

Взяла лукошко и ушла в лес.

– Коньячком, молодые люди, господа военные, не разодолжите ли? – послышался сзади вкрадчивый козлетон.

Рядом сидел на перевернутом ведре неизвестно откуда взявшийся старичок в полосатых шароварах и драненьком армяке – маленький такой, морщинистый такой, с седой бороденкой и колючими молодыми глазами. Даниил недоуменно подумал: почему он назвал нас обоих военными, когда в форме один Пашка?

– Эт-то что за явление хлюста народу? – спокойно поинтересовался Хрусталев и поднял свой «Ауто Маг» – огромнющую американскую машинку с силой удара пули в сто шестьдесят пять килограммов, дуру длинноствольную.

– Тихо, милай, – сказал старичок, и от вкрадчивой властности его голоса массивная американская дура опустилась сама собой.

– Шашлычки сними, подгорают. Ну, первая колом, вторая соколом?

Как-то само по себе получилось, что деда автоматически приняли в компанию. Он с удовольствием выпил два стакашка, сжевал палочку шашлыка и предложил:

– Погадать, ребята?

Они переглянулись и кивнули. Дед добыл из недр армяка пригоршню потрепанных старомодных карт, разметал их на донышке ведра по какой-то хитрой системе, дул на них, подравнивал, перекладывал. Закончив, полюбовался и спросил:

– На что – на смерть или на жизнь?

– На смерть, – шепотом попросил Хрусталев.

– Ага, – вгляделся дед. – Ехал «мусор» на телеге, а телега на боку… Так вот, не будет тебе смерти ни от ножа, ни от пули, ни от яда, ни от воды. Смерть тебе будет знатная, синяя, на большом стечении народа и в лихой коловерти…

– А точнее?

– Точнее в женской бане, там все напоказ, – веско сказал дед. – Народная мудрость – она, мусор, туманнее… А тебе… – Он посмотрел на Даниила. – Тебе, касатик, смерть будет серая и тусклая, несущаяся… Прощевайте, робяты, спасибочко за алкоголь, покедова, тудыть вашу в хрендибобер. Эскьюз ми, ежели что не так, и оревуар!

Он зашел за машину, а когда они бросились следом, никакого деда там не оказалось.

– Тоже мне – ворон здешних мест… – плюнул смачно Хрусталев.

Из леса чинно и торжественно двигалась процессия. Четверо охранников несли на плечах длиннющую оглоблю, на которой болтался привязанный за задние лапы давешний заяц. Следом гурьбой валили остальные особисты, перемазанные смолой, исцарапанные и гордые.

– А я ему – в затылок!

– Каратэ знал, гад…

– Старшина, ты живой? Как он тебе, а?

– Не свисти, Чижиков, лучше ремень подтяни…

Старшина отрапортовал:

– Неопознанный агент оказал сопротивление и убит при попытке к бегству. Протокол составлен. Компромата не обнаружено.

Хрусталев отмахнулся:

– Зажарьте в сметане, что ли… По деревьям!

У машины стояла Женя с лукошком грибов.

– Синяя смерть, – прошептал Хрусталев, пихая Даниила под ребра.

– Чего?

– Забыл, что говорил старикашка? Мне причитается синяя смерть, тебе серая.

– Ну и что?

– Болван! У Женьки глаза синие, а у твоей Ирины серые. Дошло? Ну, дед!

Они загоготали так, что притихшие было на деревьях охранники снова заголосили кукушками и попугаями.

Стараниями Жени хрусталевский загул и на сей раз превратился во вполне приличный пикник. Она поджарила грибы, красиво накрыла стол на пне, согнала с деревьев охранников, заставила их похоронить несчастного зайца, потом построила в колонну по двое и турнула в столицу. Они послушно затопотали по тропинке. Удалялась, стихала знаменитая строевая песня хрусталевцев «Абраша»:

Имел наш Абраша денег миллион,
и был наш Абраша в Ривочку влюблен.
И долго наш Абраша с Ривочкой дружил,
пока проклятый Гитлер войны не объявил.
Пошла пехота наша,
а с нею и Абраша…

Чинно распили последнюю бутылку. В машине потрескивала рация – секретную антенну мимоходом задевали пролетавшие государственные тайны. Бутылка пустела быстро, и Женя, положив гитару на колено, склонившись над ней, пела старинную английскую балладу:

Ну что же, у нас неплохие дела,
так выпей же с нами, красотка!
И с ними была,
и с ними пила
Джейн – Оловянная Глотка…

Она вскидывала голову, чтобы бросить взгляд на Хрусталева, и синие глаза так сияли из-под рассыпавшейся русой челки, что Даниил поневоле испытывал жгучую тоскливую зависть: у них с Ириной не было и никогда не будет такого вот пикника…

Женя последний раз ударила по струнам и резко отставила звякнувшую гитару:

– Собирайтесь, пьянчуги. Хорошее нужно уметь не затягивать, обрывать в подходящий момент…

Она ушла собирать посуду, и Хрусталев насквозь трезвым голосом шепнул Даниилу на ухо: