В ушах еще стоял гром умолкнувших фанфар, когда мужья и жены оказались в новой, еще более убогой реальности, чем довоенная. Пропасть, в которую рухнули так ярко и романтично – наперекор всем рискам военного времени – начавшиеся любовные истории, оказалась еще глубже, чем процесс взаимного охлаждения, неизбежный жребий буржуазных браков.
Были журналы, которые поощряли разводы; другие, наоборот, страстно призывали попытаться сохранить брачный союз. В знаменитой газете Neue Zeitung, издававшейся в американской оккупационной зоне, отделом фельетонов в которой руководил Эрих Кестнер, Манфред Хаусманн в декабре 1945 года опубликовал письмо «К возвращенцу». Причины того, что вернувшемуся домой солдату было трудно найти общий язык с женой, он видел не только в его отрицательном военном опыте, но и в положительном: «Война внезапно оторвала тебя от родного очага. Она забросила тебя в далекие чужие страны. Ты видел юг, ленивую невозмутимость греческой жизни, пестроту Балкан, бурные волны Черного моря. Ты видел бескрайние степи России, грозные реки, страшные дремучие леса, ты испытал всю тоску, все одиночество мира. Это много. Все это оказывало возбуждающее и потрясающее действие на твою душу. Но это еще не всё. Ты должен был сражаться, жечь, разрушать и убивать. Ты слышал крики и видел взгляды, которые уже никогда не забудешь. Ты теперь знаешь, на какие высоты самопожертвования способен подниматься человек и в какие страшные бездны он может низвергаться. Ты знаешь все формы уничтожения. Ты много раз смотрел смерти в глаза. Ты узнал, каким крохотным и потерянным может быть человек во мраке этого жестокого мира. Ты стирал с лица земли чужие жизни и сотни раз спасал свою собственную жизнь, подвергаясь смертельной опасности. Ты был господином, облеченным такой властью, какой у тебя никогда до этого не было и никогда больше не будет. И тебе довелось носить ярмо, какого не знал ни один раб. И то, что ты испытал и пережил, – благородство и низость, послушание и власть, опасности и потери, отчаяние и триумф, одиночество и братство, рай и ад – навсегда останется с тобой, в тебе. Вот таким изменившимся, таким непохожим на себя ты вернулся под родной кров и предстал перед своей женой».[134]
Хильдегард Кнеф с камерой у Бранденбургских ворот в Берлине. «Немецкие мужчины проиграли войну, – заявила она, – теперь они хотят выиграть ее в спальне»
Первобытный человек, познавший все одиночество Вселенной, зверь, обладающий сверхъестественным чутьем, господин, вкусивший высшую власть – право отнять или подарить жизнь, – этот импозантный человек-воин ярко диссонировал с жалким брюзгой, сидящим в неотапливаемой кухне, о котором в один голос рассказывали женщины. И все же такое самовосприятие мучило многих возвращенцев. Понадобились поистине тонны романов о войне и о солдатских судьбах, чтобы многие наконец расстались с героическим образом немецкого воина и смирились с жалкой участью нищего, жизнью которого кто-то вытер себе задницу. Но как заговорить об этом с женой, которая вынуждена вкалывать на стройке, потому что гордый воин уже не способен прокормить семью?
Говоря об испытаниях женщин, выпавших на их долю в годы войны, автор не нашел столь же проникновенных слов. Мотива «стальных гроз» у Хаусманна тут не получилось, тем более что женщину он представлял себе как существо, чья жизнь вертелась вокруг отсутствующего мужа и его имущества: «Думаешь, ей легко было одной отвечать за воспитание детей и сбережение твоего (!) имущества? Если ты сравнишь ее страдания со своими и не забудешь при этом, что ты – мужчина, а она – женщина, тебе придется признать, что ей досталось ничуть не меньше, чем тебе». Что ж, спасибо и на этом. Примечательно, как Хаусманн обозначил имущественные отношения; ведь в конце этой газетной статьи речь идет о возможном разводе. Если после войны у супругов осталось какое-то имущество, то супруга была лишь его «распорядительницей». То есть Хаусманн из мужской солидарности уже работал на перспективу – на тот случай, если примирение не состоится.
В наиболее счастливых случаях супружеский конфликт заканчивался тяжелым продолжительным перемирием. Участники конфликта учились приспосабливаться к обстоятельствам, подчиняться требованиям ситуации, добиваться компромиссов. В большинстве таких с трудом склеенных браков царила атмосфера равнодушия и прагматизма. Дети со временем начинали недоумевать, как они вообще могли появиться на свет при таких отношениях между родителями. Спальни часто были самыми неуютными помещениями в квартире. Без отопления, тускло освещенные одной-единственной лампой, кровать стиснута со всех сторон шкафами, на которых громоздятся чемоданы, – все это довольно красноречиво говорит о том, как мало значит в жизни ее обитателей любовь.
«Констанце» гуляет по свету