Волчье время (СИ)

— Сейчас я вообще не испытываю к Риксу никаких чувств. А то, что было раньше, не имеет значения. Такие вещи даже нельзя сравнивать. В семнадцать лет влюбляются не так, как в двадцать три. В семнадцать ты просто придумываешь себе вымышленный образ и навешиваешь его на того, кто подвернется под руку. А потом тебя начинает лихорадить от собственных выдумок… Я никогда не знала Рикса. Я хочу сказать — по-настоящему. Я видела его таким, каким он бы хотел казаться. Или, может быть, таким, каким бы мне хотелось его видеть. Но уж точно не таким, каким он был. С дан-Энриксом у меня все время было ощущение, как будто бы я прыгаю с обрыва — разом ужас, удовольствие и предчувствие, что ты через секунду разобьешься. Если это действительно любовь, значит, любовь — это какое-то безумие. Совсем другое дело — ты. Ты постоянно рядом. И ты совершенно не пытаешься казаться лучше, чем ты есть. Поэтому и мои чувства к тебе — более спокойные и нежные. Но разве это плохо?..

— Нет. Это совсем не плохо, Лей. Думаю, будь на твоем месте какая-то другая девушка, все получилось бы, и мы были бы счастливы. Но ты… ты слишком цельный человек. Дело не в том, что ты меня не хочешь — вероятно, хочешь, раз уж я оказался здесь. Но эти чувства к Риксу все равно сидят в тебе, как наконечник от стрелы. Я верю, что ты разочаровалась в нем. Но где-то в глубине души ты все равно не хочешь быть ни с кем, кроме него. И рассуждениями это не поправить.

Лейда бессильно откинулась на кровать, невидящим взглядом уставившись на потолок — точнее, на натянутый над герцогской кроватью балдахин. Темные волосы облаком разметались по подушке.

Алавэр молча смотрел на нее, не пытаясь что-нибудь добавить к уже сказанному.

— Ты прав, — глухо сказала Лейда несколько секунд спустя.

Мужчина коротко кивнул и, подняв брошенную у кровати светлую рубашку, быстро и привычно натянул ее на худощавый торс. Он уже собирался встать с постели, когда Лейда удержала его за рукав.

— Пожалуйста, не уходи… Побудь со мной. Совсем чуть-чуть.

Лицо Алавэра на секунду исказилось, как от боли. Но он быстро овладел собой. Наклонившись к Лейде, он поцеловал девушку в щеку — осторожно, словно спящего ребенка.

— Как вам угодно, леди. Я останусь здесь, пока вы не уснете.

* * *

Меченый бессильно заскрипел зубами. Скудно освещенная камином спальня растворилась, а вместо нее перед глазами Меченого возник двор бедного деревенского трактира. Во двор как раз ввалились несколько мужчин, одежда которых позволяла распознать в них гвардейцев из Марахэна. С ними была хрупкая, темноволосая девушка с измученным лицом и темными кругами под глазами, и мальчишка лет тринадцати-четырнадцати, который кашлял, согнувшись в три погибели, и все никак не мог перевести дыхание. Из носа у мальчишки текла кровь.

— Понравилась пробежка?.. — ухмыльнулся один из гвардейцев, дернув за веревку, стягивавшую руки пленника. — Привыкай. Тебе еще подобным образом бежать до Марахэна.

Парень закашлялся еще сильнее. Связанная девушка вскинула на гвардейцев горевшие сухим огнем глаза.

— Дайте ему воды. Пожалуйста. Он же умрет.

Гвардеец с длинным шрамом через щеку отвратительно заржал.

— На его месте, я бы лучше умер до_ того, как попаду обратно в Марахэн!

По скулам у девчонки заходили желваки.

— Вы что, не можете… хотя бы для разнообразия… побыть людьми? — спросила она хрипло.

Пожилой гвардеец что-то пробурчал себе под нос и показал на бочку для дождевой воды, стоявшую в углу двора.

— Пои его сама, если уж так приспичило. Только быстро. А потом пойдем внутрь.

Девушка подошла к дождевой бочке, неловко ухватила связанными руками ковш и зачерпнула воды. Сопровождающий ее гвардеец шел за ней лениво и вразвалку, явно поглощенный мыслями о том, что заказать, когда они войдут в трактир. Отсутствие бдительности стоило ему жизни. Если бы он вовремя услышал короткий и резкий свист и понял бы, что может означать подобный звук, то, может быть, еще успел бы уклониться или прыгнуть в сторону — а так стрела вонзилась ему прямо в горло, и гвардеец, пошатнувшись, упал на бок, ухватившись за древко рукой. Намотанную на кулак веревку, которой была связана пленница, он при этом не выпустил, так что девушка, вскрикнув от неожиданности, повалилась прямо на него. А в следующий момент из-за ограды хлынул целый дождь из стрел.

— Нееееет…! Олрис!! — закричала девушка, приподнимаясь на руках.

Меченый видел, как мальчишка, скорчившись на земле, пытался прикрыть голову связанными руками. Он был цел — но девушка, привязанная к мертвому гвардейцу, этого видеть не могла.

Несколько секунд спустя ворота, за которыми гвардейцы привязали своих лошадей, открылись, и во двор вошел высокий, удивительно костлявый человек с длинными волосами цвета палой листвы. Один из лежавших на земле гвардейцев приподнялся на локте и метнул в него нож, но тот безобидно отскочил от металлической пластины, прикрывающей кольчугу на груди рыжеволосого. Мужчина так же неторопливо подошел к раненому, придавил сапогом его ладонь, тянущуюся к мечу, и обернулся в сторону своих товарищей, стоявших по ту сторону ограды.