Волчье время

Когда дан-Энрикс, получивший должность мастера, предложил Олрису и Ингритт посещать занятия в Лаконе, Олрис принял это предложение хотя и с радостью, но не без тайного смущения – воспоминания о насмехавшихся над ним лаконцах все еще были слишком свежи, а уж о том, как отнесется к его появлению в Лаконе мастер Вардос, Олрису не хотелось даже думать. Но долго ломать голову над этим ему не пришлось, так как вскоре он встретился с главой Лакона прямо во дворце – тот выходил из комнаты дан-Энрикса, и Олрис, как раз собиравшийся зайти, едва не налетел на мастера. Без шрама и вечного желчного недовольства на лице наставник выглядел куда приветливее, чем в его воспоминаниях, но Олрис все равно ощутил сильное желание, плюнув на вежливость, юркнуть в ближайший коридор. Однако Вардос повел себя совершенно неожиданно.

- Я хотел извиниться перед вами, - суховато, но вполне доброжелательно произнес он. - Я много слышал о том, как вы проявили себя во время схватки за Адель. Боюсь, я вас недооценивал.

Олрис почувствовал себя польщенным и, одновременно, озадаченным. Он шевельнул губами, но так и не смог придумать, что ответить. К счастью, мастер, судя по всему, и не рассчитывал, что Олрис поблагодарит его за комплимент.

- Что думаете делать дальше? – спросил он. – Останетесь в Адели, или собираетесь вернуться… хмм… на родину?

Олрис ответил, с облегчением подумав, что после сегодняшней беседы пребывание в Лаконе будет не таким тяжёлым испытанием. Узнав о приглашении дан-Энрикса, глава Лакона смерил Олриса оценивающим, бесстрастным взглядом.

- Вот как, - сказал он. – И вы, конечно, собираетесь последовать совету лорда… то есть, извините, теперь уже мастера дан-Энрикса?.. В таком случае, забудьте все, что я сказал. Я не хотел бы, чтобы мысль о ваших подвигах затмила для вас понимание того, как мало вы умеете.

Олрис опешил.

- Но ведь вы…

- Я сказал то, что думаю. Любой, кто не поддался темной магии и дрался за Адель, достоин уважения – будь это опытный боец, мастеровой, впервые взявшийся за меч, или мальчишка вроде вас. Но с той минуты, как вы переступите порог Лакона, вы для меня – не героический защитник города, а просто ученик. И меня будут интересовать не ваша отвага и самоотверженность, а ваши достижения и ваше трудолюбие. То, что теперь владение мечом – не вопрос выживания, а способ приобщения к Истинной магии, такой же, как любое из известных нам искусств - ещё не повод относиться к делу спустя рукава. Я бы даже сказал, совсем наоборот.

- Понятно, - вздохнул Олрис. Но потом, когда Вардос ушел, Олрис подумал, что, хотя наставник, как обычно, совершенно не старался щадить чувства собеседника, в сущности, ничего обидного он не сказал. И что, возможно, иметь дело с этим новым Вардосом будет не так уж сложно.

Поладить с лаконцами тоже внезапно оказалось проще, чем он думал. Если до сих пор ученики почти всегда дружили только с теми, с кем делили одну башню и были знакомы с самых первых дней учебы, то бои в Верхнем городе переменили положение вещей. Ученики, плечом к плечу сражавшиеся с гвиннами, общались, словно лучшие друзья, и никто из них не вспоминал, кто здесь на третьем году обучения, а кто в этом году заканчивает Академию. Олриса с Ингритт приняли легко.

Новых товарищей Олриса переполняло любопытство. Многие из них гордились тем, что защищали город и участвовали в битве за Лакон, но все считали, что Олрису с Ингритт, видевшим штурм Северной стены и оборону гавани, посчастливилось пережить куда более масштабные и драматичные события. О том, что в последнем бою за Южный порт Олрис сражался мечом Крикса, говорили с восхищением, в котором ощущалась нескрываемая зависть. Временами Олрис спрашивал себя, что бы они сказали, если бы слышали то, что сказал ему Крикс – что меч признал его, благодаря чему Олварг вообразил, что Эвеллир находится на другом конце города, а Крикс сумел застать его врасплох и победить.

Олрис ни с кем не говорил об этом – ни с друзьями из Лаконской академии, ни даже с Ингритт. Мысль, что Ривален мог увидеть в нем кого-то вроде Крикса, не столько льстила его самолюбию, сколько смущала Олриса. Тем более, что сам он не почувствовал в Ривалене никакой магии. Правда, впоследствии Олрис припомнил, что оружие дан-Энрикса казалось слишком легким и удобным для такого длинного меча, и в тот момент, когда он плечом плечу с Ингритт выходил из лазарета, рукоять Ривалена как будто бы нагрелась у него в руке. Но тогда он не обратил на это ни малейшего внимания, потому что первым, кого он увидел, когда яркий дневной свет ударил его по глазам, был Нэйд – Нэйд, находившийся в каких-то двадцати шагах от них. И, когда Ингритт закричала, громко окликая Мясника по имени, Олрис мог думать только об одном – что он должен убить Рыжебородого, прежде чем все закончится.