Волчьи ягоды. Сборник

«Не узнаешь, Иринка? Это я, Павел. Открой».

На стук больше никто не отозвался. «Ирина не впустит», — подумал Павел и испугался этой мысли, подошел со двора к окну. «Открой, не бойся…» Потом из-под ясеня осматривал просторный двор, поглядывал на авоську с бутылкой, несколькими луковицами и кулечком конфет «горошек». Более находчивый, может, попросил бы соседей, чтобы уговорили Ирину согласиться на короткий разговор. Но Павлу это не пришло на ум. Свет в комнате погас. Тогда он открыл и выцедил вино, швырнул пустую бутылку в кусты. Откусил от луковицы, как от яблока. Еще раз, прячась в тени стены, подошел к окну. Хотелось хотя бы услышать голос Марьянки. Но было тихо, как в могиле. Опять подошел к двери — ни звука. «Хожу, как вор, еще в милицию попаду…»

Кушнирчук пыталась угадать цель визита Павла в Синевец. Хотел помириться? Просить прощения? Просто повидать дочь? Наталья Филипповна отложила карандаш и откинулась в кресле. «Кривенко мог приехать и в день рождения Ирины…»

Домой в Орявчик Павел добрался на автобусе. В бригаде после обеда не было работы. И он стал возить навоз на приусадебный участок Гецка. После нескольких ездок уселись за стол. Пили.

«Что слышно про Ирину, а, Павел?»

Кривенко хлопнул в ладони, потер одной о другую, словно растирал что-то между ними, потом дунул на ладонь — мол, улетела, пропала.

Разговор об Ирине раздражал Павла, и Гецко заговорил о конях: они у Павла что надо — и увезут больше, чем другие, и поле быстрей вспашут…

Наутро Кривенко вызвали к председателю колхоза.

«Чего ему? — недовольно буркнул Павел. — Сегодня выходной».

Гецко остался ждать у сельмага. Павел вернулся не скоро, отвел соседа в угол почти пустого магазина, и тут сзади кто-то дернул его за плечо: «Километр за тобой гонюсь. Шагом марш за мной».

На пустынной улице Степан Корилич протянул Павлу перевод на сто рублей. «Это же Ирине от Балагура», — сказал Кривенко. «А где ее искать? Дают — бери. Не впервой!»

Павел колебался только миг, потом заполнил бланк, дал почтальону трешку и вернулся в магазин.

«Ну, зачем председатель вызывал?» — подступил Гецко.

«На улице расскажу».

Каменистая дорога бежала с небольшой горушки среди хат и пряталась за тенистыми деревьями, что росли по сторонам. Приятели шли, обдумывая, как теперь быть Павлу, что делать? Накануне вечером не привязал коней, они дорвались до картошки, ели, сколько хотели, и даже ветврач из района не помог.

Председатель обещал передать дело в суд. Павел решил бежать.

Утренние зори еще стряхивали над Орявчиком дрожащую росу, а он с небольшим чемоданчиком уже шел к автобусной остановке… Куда уехал Кривенко, в Орявчике никто не знал…

— Но мы выясним, — подытожил свой рассказ Пасульский.

Наталья Филипповна рассказала ему, что 17 октября в Синевце видели человека, похожего на Павла Кривенко. Капитан Крыило проверяет достоверность факта. Не исключено, что все подтвердится. Собираясь бежать, Павел сказал: «Заработаю денег и вернусь к Ирине». Может, и заехал в день рождения, а тут Балагур… Необходимо как можно скорее разыскать Кривенко.

5

Кушнирчук отложила недочитанный роман и собиралась выключить свет. В этот момент зазвонил телефон. Подняла трубку и узнала голос капитана Крыило. Он сообщил, что Павел Кривенко был в Синевце, угощался в привокзальном ресторане и в ночь с семнадцатого на восемнадцатое, когда был ранен Балагур, выехал пассажирским поездом в направлении Львова.

Пьяный, которого подобрали в подъезде, оказался непричастным к преступлению. Пятна на его пиджаке — следы крови кролика, которого перед этим забил у тещи в селе. Угрозы: «Я ему… я его…» — пустая болтовня.

Итак — Кривенко… Но в процессе следствия появился еще один подозреваемый — шофер Федор Шапка. Пока разыскивали Кривенко, Наталья Филипповна занялась им.

…В Синевце стояла ранняя осень. В такую пору начинают краснеть леса, солнце не печет — греет ласково; земля утром и вечером отдает холодком; дни не короткие и не длинные — успеешь управиться с работой до ночи.

Ранняя осень — это не тягостная пора, когда на дворе семь ненастий за день: сеет, веет, дует, крутит, мутит, на голову льет и ноги морозит. Ранняя осень — это дозревшие яблоки поблескивают росяными боками на влажных ветках, звонко хлопают о землю груши, пахнущие майским медом; трепетную просинь неба разрезает первый журавлиный лемех, а понизу, у самой земли, плывут длинные паутинки бабьего лета, цепляются за траву и трепещут оборванными концами, и ветер нарочно рвет их, чтобы повредить связь меж летом и осенью.

У Ирины был отпуск. Сначала хотела съездить в Орявчик. Как живет тетечка Тамара? Она каждое утро угощала Митю свежим молочком. «Не надо денег, Ирина, — говорила, — пусть сынок-дубок крепнет, а я на его свадьбе погуляю». К Марьянке тоже приходила, когда Павел был на курсах. «Мои дети на молоке крепкими выросли, пусть и твои сил набираются».